«Пять о пяти» — наш новый проект, в котором пять публичных людей рассказывают про пять объектов культуры, изменивших их жизнь.
В этом выпуске, Вахтанг Кебуладзе вместе с другими философами, рассказал про пять объектов литературы, а также про пять философских книг, которые оказали на него самое большое влияние.
Вахтанг Кебуладзе- доктор философских наук, защитил диссертацию на тему «Концепция опыта в трансцендентальной феноменологии». Переводчик, автор многочисленных научных статей.
1. Артур Конан Дойль «Приключения Шерлока Холмса и Доктора Ватсона»
Мне было семь лет, когда на экраны телевизоров впервые вышел советский фильм «Пестрая Лента», снятый по Конан Дойлю. Его показывали поздно вечером, родители куда-то ушли, бабушка легла спать, и я посмотрел фильм в полном одиночестве. Он произвел на меня страшное впечатление, буквально ужасающее. Перед глазами всё время стояла картина, как эта девушка выходит из дверей и падает замертво. После увиденного, я перестал спать, просыпался среди ночи и уже не мог заснуть от страха. Это длилось достаточно долго — около полугода. В семье упорно обсуждалось как мне помочь, но всё было безрезультатно. Помощь пришла от бабушкиной подруги Валентины Францевны, которая в то время заведовала читальным залом городской библиотеки.
Она принесла мне сборник рассказов о Шерлоке Холмсе, я начал читать и таким образом избавился от страха. Своеобразная литературная терапия. Потом я перечитывал Конан Дойля множество раз, и долгие годы рассказы о Шерлоке Холмсе были для меня чем-то вроде антидепрессанта. По одной фразе я мог определить рассказ.
Но я никогда не относился к этому как к серьезной литературе. Я же всё-таки философ, сам пишу, занимаюсь сложными текстами, а тут — Шерлок Холмс. Моё отношение изменил уже другой автор — Борхес. Поразило, что в своих эссе он часто смешивает то, что на первый взгляд смешивать нельзя.
В один ряд он может поставить Шекспира, Гомера и Конан Дойля. Борхес меня научил тому, что нет высокой и низкой литературы, есть хорошая и плохая. Конан Дойль, особенно его рассказы о Шерлоке Холмсе — это очень хорошая литература.
В зрелом возрасте я перечитал все эти рассказы уже по-английски и был в восторге от языка.
К сожалению, русский перевод утрачивает очень много. Он сохраняет интригу, композицию, психологизм, логические цепочки Холмса, но теряет фантастическую утонченность языка Конан Дойля. Есть мечта перевести рассказы о Шерлоке Холмсе на украинский. Хотя я не уверен, что мне удастся воспроизвести то, что в английском оригинале доставляет мне эстетическое и интеллектуальное наслаждение.
2. Фёдор Сологуб «Мелкий Бес»
.
Еще один подарок от Валентины Францевны. На семнадцатилетние она подарила мне книжку Фёдора Сологуба «Мелкий Бес» с потрясающей дарственной надписью. Помимо стандартных пожеланий долгих лет и чистой совести, она заканчивалась фразой о том, что нас всегда окружают мелкие бесы, и надо их знать.
Роман я прочел взахлеб, перечитывал его много раз, и несмотря на свою мрачность, он тоже стал для меня своеобразным антидепрессантом. Это одно из немногих литературных произведений, где нет ни одного положительного персонажа — сплошные мелкие бесы. Я верю, что видеть мне их всю жизнь помогает этот роман.
Это произведение очень много даёт для понимания не выдуманного русского духа, а реальной русской душонки: мелочной, провинциальной, завистливой. В нём открывается вся мерзость многих представителей этого забитого и несчастного народа и сделано это гениально.
Для того, чтобы понять, что представляет из себя Россия, в том числе и в наши дни, я бы советовал читать Сологуба. Диагноз, на мой взгляд, очень точный.
3. Творчество Пауля Целана
Пауль Целан — один из тех, кто очертил то, чем является австрийская поэзия XX века. Как известно, он был румынским евреем, родился в Черновцах, покончил с собой в Париже. Мне когда-то предложили перевести сборник его стихотворений. К сожалению, книга так и не вышла, хотя уже была готова вёрстка. Для меня это был очень большой вызов как для переводчика, знатока немецкого языка и немецкой культуры. Это очень сложная поэзия: графическая, ритмическая, с невероятными образами. Один из них — образ «Мастера из Германии» из стихотворения о концлагере «Фуга Смерти» — Рудигер Зафрански использовал в названии своей книги о Хайдеггере: «Мастер из Германии: Хайдеггер и его время». Скрытый трагизм этого названия заключается в том, что в стихотворении Целана мастер из Германии – это смерть. Зафрански сделал это неспроста. У Целана с Хайдеггером были крайне непростые отношения взаимного приятия и отталкивания.
Целан не только очень философичен сам по себе, но еще и инкорпорирован во многие сюжеты истории XX века. Не могу сказать, что это мой любимый поэт, но встреча с его творчеством открыла для меня много новых горизонтов.
4. Леся Українка, «Лісова Пісня»
У меня очень длительные и интимные отношения с этим произведением. Завязались они еще в детстве. В детстве я играл в театральной студии в теперешнем «Дворце творчества и юношества».
Одной из её лучших постановок была «Лісова Пісня». Всех главных героев играла старшая группа, а мне, в силу возраста, досталась эпизодическая роль одного из приемных детей Лукаша. Наша руководительница говорила: «Когда вырастешь, вижу тебя Перелесником». Так получилось, что эта роль мне так и не досталась.
Уже во взрослом возрасте, когда у меня была своя рок-группа, вдруг возникла такая полумечта-полуфантазия сделать рок-оперу на «Лісову Пісню». Долгое время она оставалась всего лишь фантазией. Но недавно я сотрудничал с киевской галереей «A-HOUSE», у которой был свой павильон на венецианском биеннале 2011 года, и специально для них я написал либретто, и всё-таки спел Перелесника. Мы записали диск, и сделали перфоманс в Венеции.
В целом, для меня лично, поэзия Леси Украинки, особенно «Лісова Пісня», ближе творчества Шевченко, Франко и других классиков украинской литературы. Начиная с первых дней Майдана и до сих пор у меня в ушах звучит название стихотворения Леси Украинки “Contra spem spero”.
5. Латиноамериканская и центральноевпропейская литература
Борхес и Маркес для меня — главные авторы XX века. Чуть позднее эту эстафету перехватила центральноевропейская литература: Кундера, Павич и другие. В каждой из этих литератур развивается своя версия магического реализма, который постепенно уступает место чему-то иному. В эту тенденцию может быть вписана современная украинская литература, например, Андрухович.
Люди, выросшие в тени русского имперского мифа, склонны переоценивать значение русской литературы для мира.
Безусловно, она сыграла роль в конце XIX — начале XX века, но что после? Понятно, что, как в любой национальной литературе, в современной России есть свои значимые имена, но утверждать, что они сегодня имеют международное значение, я бы не стал. Как по мне, лучшие из современных русских писателей органично усваивают уроки магического реализма.
А вот латиноамериканский и центральноевропейский роман — это то, что сегодня, так или иначе, влияет на всю мировую литературу.
