Бутерброд с вареной сгущенкой

1

Я топчусь на бабушкиных ступнях. Мне нету и трех лет. Бабушка месит тесто. До столешницы кухонного стола я достаю только ладошками. Но уверен, что помогаю. Я совсем маленький: все что знаю – я знаю наверняка.

Вот, к примеру, часы на взрослых мужских запястьях папы и дедушки. И на тонком изящном мамином. И еще часы в каждой из комнат – настенные над кроватью и будильники у диванов: БЕСПОЛЕЗНЫЕ КРАСИВЫЕ ИГРУШКИ.

Взрослые уверены, что часы нужны для удобства. (Да и просто радуют глаз.) Чтобы везде вовремя успевать. Не опаздывать. Планировать свое время. А мне-то известно…

Настенные и будильники, наручные и, скажем, на цепочке, электронные и механические – в общем, любые – они для другого. Чтобы пропустить важное. Чтобы знать только фрагменты себя и своего опыта. Чтобы бесполезно и мучительно копаться в прошлом, когда подрасту. Чтобы собирать себя заново, обнаружив, что я в игре. (Играю в чужую.) Для того чтобы однажды, если очень повезет, заметить, как плотно обтекает; и как вертит; и как не спрашивает; и как не считается со мной. (Время.)

2

Я держу руку (или руки) в трусах. Все-таки, руки. Мне, наверное, года четыре. И я держу их там. И в этом нет никакого сексуального подтекста. И даже исследования своего тела в этом никакого нет. Просто руки в трусах. «Убери руки! Убери руки, я сказала». Это бабушка. Взрослые всегда где-то неподалеку.

Мне, наверное, лет шесть. Соседским девочкам пять и четыре. Мы по очереди приспускаем трусы. Они показывают свои писи друг другу с таким же азартом и стыдом, с каким демонстрируют их мне. Но как-то мельком. Скомкано. Я же показываю им свой писюнчик долго и с гордостью. И чувствую, что я на коне. И думаю, что взрослый. И абсолютно уверен, что генерал. И что не хуй ровесницам показываю! А даже как будто руковожу парадом военных.

Я в летнем лагере отдыха. Мне восемь лет. Моему другу Ване тоже, а его двоюродной сестре Яне шесть. Мы в женском туалете. Наша подружка почти школьница, а значит правила у игры уже сложнее. Яна просит меня задрать ей низ сарафана и придержать его над бедрами. А Ваню – спустить с нее трусики. Мгновение она испытывающе смотрит на нас: «А сейчас, говорит, я буду кричать». И верещит…   прекрасная   маленькая   сука.

3

Мы стоим на холодном еще не прогревшемся кафеле в душевых кабинах. По нам стекает мыльная вода. По проходу между душевыми и шкафчиками для вещей шастает тетка в белом больничном халате. И покрикивает: «Мойтесь получше. Мочалочкой! Мочалочкой! В бассейн пускаем только чистюль». Мы пошло шутим и натужно смеемся. Всем своим видом стараясь показать, что не смущены. Я силюсь не обращать на эту паскуду внимание. Но не очень-то получается.

Наши одноклассницы совсем близко. Через стену от нас. Из-за этого еще нестерпимее. Там же физрук Борода. Шлепает по проходу, гоняя грязную воду и приговаривая: «Стыдно, вам должно быть! Взрослые уже совсем женщины, а так набрызгиваете».

Перед началом урока нас проверяют «на соответствие санитарным нормам». Скребут чем-то металлическим наши пятки и шеи. Под улюлюканье одноклассников полдесятка мальчиков и несколько девочек отправляют домываться. Пару ребят под дружный гогот возвращают в душ третий раз.

Девчонки в закрытых купальниках и резиновых шапочках. Мы с короткими стрижками и довольными лицами. У многих заметно топорщатся плавки. В помещении бассейна сильный запах хлорки.

Я рассматриваю одноклассниц. Мы все их рассматриваем. Девочки хихикают и переговариваются.

4

Феноменально высокая, ростом с нашу первую учительницу уже во втором классе Вита Гук; Сережа Максименко с полными щеками и огромным ранцем за спиной; всегда растрепанная, бегущая по коридорам школы в никому не ведомом кроме нее направлении Катя Гулакова; сидящая за партой чуть сгорбившись, знающая все назубок и нерешительно поднявшая тоненькую руку, да так и оставшаяся в моей памяти Марина Шип; Пашка Бесценный, при разговоре прикрывающий рот ладонью; потомственная цирковая артистка Катя, еще в третьем классе уехавшая с родителями в другой более сытый город и цирк; юркий, говорящий скороговоркой Руслан Слатюк, при каждом шаге пинающий сумку со сменкой; Артем Барчан, Барчанятко, как называла его Любовь Иосифовна, а вслед за ней и мы; два брата с разницей в 50 минут Леша и Сережа Кадыгробы, абсолютно непохожие друг на друга внешне и по характеру, как обычно и бывает с двойняшками; неугомонный спорщик и мой сумасшедший друг Саша Никитин, маленькие женщины-кокетки Аня Панасенко и Лена Бондаренко… вы все мне снитесь. Вместе с ребятами из университета, с дворовыми друзьями, с коллегами по работе. Вперемешку. Скопом. Мы играем в квача, задорно и без тени усталости носимся по огромному для нас, малышей, периметру школы. И нас не могут угомонить никакие старшеклассники с красной повязкой на рукаве, никакие учителя и завучи по воспитательной работе! И почти всегда, когда веселье достигает апогея, когда счастье становится настолько интенсивным, что, кажется, его невозможно вынести, я замечаю, что с этой девочкой я учился совсем в другой школе, этот мальчик из летнего лагеря, а завуч начальных классов и вовсе мой вузовский преподаватель доцент Копытин.