Пять объектов кино, которые изменили Владимира Рафеенко

Мы продолжаем разговор об искусстве, которое меняет жизнь публичных людей. Как всегда, участников ровно пять, и они называют пять самых сильных влияний в своей профессиональной области.

В этом выпуске, посвященном литературе, Владимир Рафеенко вместе с другими участниками, говорит о книгах и писателях.

Также мы попросили Владимира выбрать еще один жанр искусства (любой, но только один!) и назвать вторую важную для него пятерку.

Так мы узнали, что на Владимира Рафеенко самое большое влияние, помимо литературы, оказал кинематограф.

Владимир Рафеенко  — украинский русскоязычный писатель. Закончил Донецкий национальный университет. Работал литературным редактором и ведущим менеджером в издательствах Донецка. Дважды Лауреат «Русской премии», основанной ельцинской Центром для русскоязычных авторов, не являющихся гражданами России. В 2012 году – лонг-лист премии «Большая книга» (Москва). В 2014 – лауреат премии «НОС» (Москва). Член Украинского отделения «Пен-центра». Автор романов, стихотворных сборников, циклов новелл, научно-популярных книг, жанровых романов.

1. Советское кино

Я родился и вырос в СССР, у меня соответствующий культурный бэкграунд. Потому я обязан хотя бы перечислить тех режиссеров, чьи фильмы я смотрел в те годы, которые остались для меня детскими. Годы были детские и советские, но фильмы однако случались хорошие. Гораздо более сильные, чем я способен был понять. Рязанов, Данелия, Гайдай, Шукшин, Герман, Бондарчук, Тодоровский, Михалков, Бортко, Быков, Соловьев, Кончаловский, Калатозов, Козинцев, Параджанов, Муратова. Эти и некоторые другие ныне пока еще живущие и уже ушедшие мастера дали мне азбуку кинематографа. Не могу сказать, что кто-то один из них кардинально изменил меня. Но без них я никогда не смог бы почувствовать вкус к кино.

2 . Андрей Тарковский

Тарковский – первое и самое яркое ощущение такого кинематографа, с которым не могло сравниться ничто виденное до этого. «Сталкер» дал представление о том, что такое жизненный путь и чем является человек на самом деле. «Солярис» помог понять универсум, как нечто неумолимое живое, а себя как, как то, что живым только становится. «Иваново детство» показало мне меня, но так, будто я умер и слушаю рассказ о том, каким человеком я был. Тарковский учил дышать формой времени, тайной, проявляющей себя в неспешных, вкрадчивых деталях сиюминутности.

3. Федерико Феллини

Приблизительно в те же времена я потихоньку стал приобщаться к Феллини. И его фильмы оставили, может быть, еще более глубокий след в моем становящемся сознании. Удивительная свобода, доброта, изящество и при этом глубочайшее уважение, если не сказать любовь, к людям, – это все Феллини и никто другой. Может быть, без его фильмов я в жизни ничего не понял бы вовсе. Название фильма Феллини «Амаркорд» состоит из нескольких корней. Если сделать усилие и сложить их воедино получится что-то вроде горькой нити любви. А если иметь в виду, что главным персонажем его фильмов является память, то все ставится на свои места. Пленка крутится и вновь и вновь мы возвращаем себе горькую память, как пространство любви, и белый буйвол плывет в предрассветном тумане.

(Примечание:  о фильме «Амаркорд» также читайте высказывания Юрия Володарского)

4. Кустурица, «Время цыган»

Мне подарили кассету с фильмом. А видеопроигрывателя у меня тогда еще не было. Мы с другом попросились в пункт проката посмотреть фильм. Это было в воскресенье, стоял солнечный, но прохладный октябрь. Каморка проката – маленькая и душная, но звук и изображение были отменные. Вышел оттуда совсем другим человеком. Весь остальной Кустурица был потом, и не могу сказать, что он был лучше или хуже. Просто «Время цыган» создало прецедент. Что-то разрушил и сложил во мне заново этот «Дом для повешения». Недели две или три вместо крови у меня текла Ederlezi. Потом состав крови до некоторой степени восстановился, но к счастью или к сожалению не до конца. Девушка, которая в то осеннее воскресение разделила с нами этот фильм, оказалась цыганкой.

(Примечание:  о фильме «Время Цыган» также читайте высказывания Юрия Володарского)

5. Джим Джармуш, «Мертвец»

Этот метафизический вестерн – окно в большой мир, расположенный на грани жизни и смерти. Бухгалтер Уильям Блейк движется к Тихому океану руководимый индейцем по имени Никто. Я видел это раз пятнадцать. Не приедается. Наоборот, все яснее становятся метафоры. Все смешнее жизнь – путешествие, в котором ты не виноват и которое совершишь все равно, желаешь ты этого или нет. Ты обречен с самого начала и шансов нет. Смерть сидит в тебе музыкой, стихотворением, хорошей беседой на долгом пути в никуда. Желательно не путешествовать с мертвецом, но если уж так случилось, выбери сам тот момент, когда наступила смерть.

5 самых важных литературных влияний  Владимира Рафеенко смотрите здесь