По ком не звонит колокол: Игорь Панасов

Фото: Руслана Алексеенко

Так уж сложилось, что я читаю критические материалы о чем угодно, кроме музыки. Точнее так было, пока однажды я не наткнулась на статью Игоря Панасова. Я даже не предполагала, что о современной украинской музыке можно писать с таким упоением, так, как будто Вирджиния Вулф, Мартин Лютер Кинг и Иисус решили поговорить о спиричуэлсах.

Я была абсолютно сражена, и с тех пор читаю все статьи музыкального критика Cultprostir, благодаря этому я начала разбираться в украинской музыке, а главное — поверила в то, что она есть, более того – она качественна и идет своей верной стезей. Безусловно, Игорь Панасов обладает великими человеческими талантами – умением убеждать и разъяснять что хорошо, а что плохо. Он как добрый сказочник, главный украинский повествователь того, без чего — по определению Ницше – жизнь была бы ошибкой.

Интересно, что я назначала интервью музыкальному критику, а встретилась уже с шеф-редактором, так как за этот период Игорь стал главным редактором Cultprostir.

Сегодня мы продолжаем рубрику о тех, о ком не говорят и не пишут. По ним даже колокол не звонит. О тех, кто говорит и пишет сам —  журналистах.

Любимая группа: Pink Floyd

Особенности биографии: сквозь Федорыча и кабриолет к шеф-редактору

Я родился в Германии, школу оканчивал в России в поселке «Оленья Губа» на берегу Баренцева моря. В 10 классе, благодаря учительнице, я совершенно помешался на литературе, и когда пришло время поступать, а поступал я уже в Донецке – я, конечно, выбрал то, что связано с чтением книг –  филологию.

Журналистом я быть не хотел, потому что мама, глядя на голубой экран и репортеров, говорила: «Посмотри, ты же будешь всегда прекрасно выглядеть, будешь в костюме всегда ходить». Я, конечно, в противовес родителям упорно и долго отказывался. Что? Где костюм? (смеется)

Моя первая работа была на «ТРК Украина» в Донецке, Янукович тогда был губернатором. По понедельникам мы ходили на пресс-день к Федорычу, выглядело это так: у него был листок с вопросами и ответами, а журналисты всех двух телеканалов Донецка и пару репортеров с газет просто приходили, ставили микрофоны и включали диктофоны, чтобы записать то, что он с бумажки читает. Может, за все это время какой-то вопрос и звучал, но он скорее был уточняющий. Кстати, специфику речи этого человека я оценил сразу, потому что когда я возвращался на телеканал, мне надо было произвести «содержательный синхрон» – и это была, конечно, пытка невероятная. Одно предложение он говорил 50 секунд, а 50 секунд для телевизионных новостей – это просто катастрофически много. То есть, мне нужно было отсмотреть все, что он говорил, а потом выбрать главное. Я не знаю, было ли там главное, но мне приходилось это делать, и моя бедная голова просто разваливалась. Тогда мне было 22, первая работа – закалила. (смеется)

В университетское время я заработал славу отъявленного меломана, поэтому когда в газете «Салон Дона и Баса» освободилось место, мне позвонила моя одногруппница и предложила его. «А не хочешь ли ты поинтервьиовать звезд?» – спросила она. Зарплата была в три раза больше, а на музыке я уже тогда был двинут, да и расшифровывать Януковича опостылело, поэтому в данной ситуации надо было быть сумасшедшим, чтобы сделать неправильный выбор.

Мой первый репортаж был о концерте Любы Успенской. У меня было два билета, и я шел с обоими, потому что мне не удалось его втюхать ни одному своему знакомому. На входе я увидел девушку, по лицу которой я понял, что это будет для нее счастье. Я подарил ей этот билет и даже не пытался познакомиться, потому что очень ответственно подошел к первому материалу. На степень моей ответственности не повлияло даже то, что я видел госпожу Успенскую незадолго до концерта в крайне некомплектабельном состоянии, поэтому можно было к своему репортажу отнестись с иронией, но я подумал: нет, это ж, мать его, искусство!

Переехав в Киев, я начал работать в газете «Сегодня», параллельно писал в донецкую газету, писал в «Корреспондент», затем я работал в городском журнале «Наш Досуг», который издавала ресторатор Маргарита Сичкарь. Потом начался очень сумбурный период: был арт-отдел в газете «Экономические известия», было три месяца в журнале «Viva»,  работал замглавреда в городском журнале «KievCity», газете «15 минут» etc, в общем, это был разброд и шатание, но параллельно с этим я никогда не прекращал писать на сайт music.com.ua.

О музыке я пишу уже 17 лет.

Был такой проект «Газета 24» с совершенно потрясающим набором авторов: Юрий Володарский (нынешний литературный обозреватель «ШО») , Леонид Швец, Олег Иванцов (нынешний главред Лига.net), Михаил Кригель (нынешний шеф-редактор Фокус.ua), Марыся Никитюк (театральный сценарист, критик), Оксана Савченко (журналист Фокус.ua), Глеб Гусев (в прошлом замглавред Esquire). У нас был отдел культуры – 9 человек. Это не то, что много, это сверхмного. У нас было два музыкальных критика! Ты себе можешь это представить? Был я, который писал о современной музыке и был известный украинский баянист Роман Юсипей, который писал о классической музыке. То есть у нас реально был специальный человек, который пишет об академической музыке. Главредом у нас был Виталий Портников, подбор журналистов – это его заслуга. У нас были прекрасные зарплаты, все было хорошо. Это было полтора года абсолютного профессионального счастья. Но потом пришел 2008 с косой.

Отвечая на твой вопрос, Игорь, нет, я не представляю как это — ДЕВЯТЬ человек в отделе культуры.

Я дважды отказывался в своей жизни от места главного редактора, потому что я не видел ни перспективы, ни редакции с которой это можно делать, не было огня. Здесь (в Cultprostir – ред.) я впервые в жизни согласился на это предложение, потому что я опять таки впервые в жизни верю, что проект, который концентрируется на культурной тематике, жизнеспособен и у него есть будущее. Я его чувствую.

Как я открываю новые таланты? Все это время я писал практически из окопа, не общаясь лично, поэтому связей с музыкантами у меня, как таковых, нет. Я никогда не хотел резать дистанцию с творческими людьми, они живут в своем мире: что я им расскажу? Это я сейчас понимаю, насколько для них важен мой фидбек, это понимание невероятно упростило мое общение с музыкантами. Первые три-четыре месяца существования портала я хватался за все, благо, Интернет позволяет. Таким образом, я нашел многих талантливых ребят и написал о них. И когда вышло пять-десять материалов, их все расшерили на фейсбуке с привязкой «а, вот, на этом сайте пишут о новых музыкантах, пишут так-то» и т. д. То есть я сделал рекламу им, а они мне. Через четыре месяца существования проекта (Cultprostir – ред.) я оказался в ситуации, когда у меня информации, которая мне приходит в руки сама больше, чем я могу обработать. Конкретная история? Вот, положим, музыкант Wave. Вконтакте есть группа, посвященная новых украинским альбомам, я конечно периодически заглядываю туда, чтобы что-то не пропустить. Однажды я там наткнулся на него, на Wave. Я быстро нашел его контакты и написал про 16-летнего парня огромный материал. Писал в лихорадочном состоянии, на кураже, потому что когда ты находишь нечто настолько ценное – по-другому ты писать не можешь. Уже написав и опубликовав текст, я понял, что я сделал. Я создал прецедент. Я взял никому неизвестного паренька из виртуального небытия и поставил его на сцену. Я пока не слышал про концерты и т.д., он может потерять этот шанс, но он его получил, вот что важно. Сотни творческих ребят по всей Украине сидят в своих домах, пишут музыку и не знают, куда с ней податься. Коридоры в нашем мозгу связанные с шоу-бизнесом упираются в деньги, в большое количество денег. Если у тебя их нет – значит звездой тебе не было. Нет, ребята, быть. Я счастлив, что я работаю на такой площадке, где я могу открывать таких музыкантов другим. Что будет с ним дальше – это уже его дело; мое же – создать прецедент и показать, что в каких-то спальнях Николаева сидят люди, которые ничем не хуже, тех кого нам показывают. А, может быть, лучше. Мне было очень важно, что я сам это осознал, что сделал.

Любимый музыкант: Александр Башлачев

Манихейство рецензий, мастодонты, Маслоу неправ

Нет, я пишу не только положительные рецензии. В случае с концертом памяти Кузьмы — я понимаю, что ты на фейсбуке видела негативные отзывы друзей, но и полуголая Полякова и душевное исполнение Хлынюком песни «Спи собі сама» — это Скрябин, в своих разных проявлениях. Понятно, что твоим друзьям не все могло понравиться, но моя задача как музыкального критика смотреть на общую концепцию концерта, и с точки зрения целостности он удался. То же самое касается вечеринки Atlas на арт-заводе Платформа. Конечно, люди писали, что им не нравится то и это, потому что дождь начался. Дождь – это не повод писать, что концерт плох, а организация отвратительная. Дождь – это просто дождь. С другой стороны, я, конечно, пишу негативные рецензии, но только тогда, когда это имеет смысл. Например, в случае с презентацией альбома Тараса Чубая и группы Kozak System — я пошел туда, послушал и написал, что это, грубо говоря, лажа и подробно объяснил, почему это лажа. Потому что я знаю, что это музыканты с большим потенциалом и люди, которые способны к восприятию критики, это им пойдет только во благо. Или с презентацией группы «Перкалаба» — я этот концерт просто разнес, после чего продюсер этой группы написал мне: замечательная статья. Я же не говорю просто: это было плохо, я объясняю почему. И этот тот маркер, по которому можно судить о состоянии и нынешней культурной журналистики, и отношения к ней со стороны профессионалов, которые делают культурный продукт.

У меня крайне мало материала, который носит негативный посыл. Я объясню почему. Очень важно не пропускать все лучшее, то, что получается; про то, что не получается, можно поговорить больше в кулуарах, можно лично об этом человеку сказать, не надо делать из этого фетиш, не надо это выносить на пьедестал. Для меня писать о музыке – это не писать о сегменте развлекательного бизнеса. Для меня это лакмусовая бумажка, которая говорит о том, что происходит со страной. Поскольку мне не плевать что здесь происходит, я реагирую на любые музыкальные события и феномены в контексте происходящего. Поэтому сейчас очень важно не топить, а поддержать все живое, все творческое, что сейчас удается делать, чтобы эти люди никуда не делись, не бросили. С другой стороны, поток информации такой, что в нынешней жизни негативная, отрицательная и очень критичная рецензия – это ее отсутствие. Выделяя какую-то пластинку из общего потока и уделяя ей тысячу знаков – я все равно даю ей рекламу. Поэтому не написав о плохой музыке – я ее разгромил. Самим музыкантам я, как правило, отвечаю. Чем могу, делюсь впечатлениями, говорю что песня, например, неплохая, а клип ни в какие ворота не лезет или наоборот. Стараюсь разъяснить, что к чему. Моя деятельность как журналиста очень близка к определению mass media – medium – передатчик. Она заключается в первую очередь в том, чтобы из громадного информационного потока вычленить то, что людям надо, то, что им, на мой взгляд, лучше не пропустить. Именно поэтому большинство моих статей написано в такой тональности. 

В какой ситуации сейчас находится украинская музыка? Последние полтора года идет процесс срывания плодов, которые созрели подспудно, то есть сейчас  мы начали обращать внимание на то, что у нас и так было. Мы жили и не видели своей современной музыки, кто-то смотрел на запад, кто-то смотрел на восток, а кто-то, не глядя ни на запад, ни на восток, говорил: да у все дерьмо. Сейчас, оказывается, дерьмо не все, и у нас есть своя музыка, которая на мировом фоне не так уж похабно выглядит. Сейчас происходит период знакомства. У кровавых событий, как известно, есть «побочный» эффект – колоссальный рост самосознания, пробуждения, понимания того, что пространство, которое вокруг тебя находится – это тоже ты. За дверями твоей квартиры тоже есть жизнь, с которой ты взаимодействуешь. И, соответственно, это все распространяется на музыку, это музыка украинская, это музыка, сделанная здесь. А раз это здесь сделано – давай обратим внимание да узнаем, кто тут рядом с нами творит.

Самое страшное в старых работниках культуры – это то, что там осталась только оболочка. Они цепляются за эти спектакли, выставки, ничего не переживая, ничего не привнося, потому что внутри ничего нету. Своей бурной деятельностью и истерикой эти люди вызывают отторжение у тех, кто хотел бы познать мир культуры. Вот думает человек: а не пойти ли мне в театр? — а там истеричная бабка в гардеробе, обдолбанный актер на сцене etc, и уходит человек раздосадованный, жалея о потраченных на мерзавцев кровных деньгах. Это тотальный ужас, потому что это профанация, более того – это убийство. Убийство живой культуры изнутри. Но уничтожать мастодонтов не надо, им надо создавать условия для максимально счастливой пенсии.

Очень сложно думать о высоком, если у тебя болят зубы, а дети голодны. Тело и дух – это равноправные части человеческой личности. Не должно быть перекоса ни в одну, ни в другую сторону, как только он начинается – так сразу начинается извращение. Для того, чтобы воспринять книгу/фильм etc, твои дети должны быть накормлены, а зубы — здоровыми.

Любимый писатель: Герман Гессе

Если Вы хотите понять, что происходит в мире украинской современной музыки 

Игорь Панасов решительно советует: 

Stoned Jesus

ONUKA

DaKooka

Gutzul Magik Foundation

5Vymir

Pianoбой

Vivienne Mort

Хамерман Знищує Віруси

Вагоновожатые

Atomic Simao

Персоналии: Брати Гадюкины, Океан Эльзы, Даха Браха и др.

Уровень мировой звезды формируется из всех элементов: музыки, умения вести себя на сцене, взаимодействовать с публикой, иметь качественные клипы и хорошо петь, конечно. В этом плане я буду очень критичен и скажу, что в Украине таких нет. Пока. Мне сложно представить, что те, кто является топовыми артистами здесь, нужны на большой сцене в мире. И дело не только в языке, а в общем уровне. Я думаю, никто не обидится на мои слова, в этом нет ничего плохого, это естественный ход событий: мировая музыкальная индустрия уже сколько лет развивается — конечно, она плодит соответствующего уровня артиста. А мы из домов культуры только выбрались, еще пыль не сбросили. Поэтому это естественно, но очень важный момент: крайне важно не пропускать то, что мы имеем, и ценить это в украинском контексте. Я объясню, что я имею в виду. Группа «Брати Гадюкіни», группа «Танок на Майдані Конго» — мне очень сложно представить, зачем они нужны, например, в Германии. Учитывая тексты на украинском, учитывая специфику их музыки, учитывая элемент харизматики, которая понятна только нам здесь, нужно понимать, что весь этот локальный набор за бугром не считывается.  Но здесь – внутри нашего культурного контекста – они крайне важны. Понятно, что если поставят Гадюкиных на Уэмбли, раскупят 10 билетов, но это ничего не значит, это абсурдно. Но для нас – это музыка, которая делает нашу историю, и мы должны это ценить. Невероятно дурно то, что в прошлом году многие пропустили новый альбом «Made in Ukraine», считанные единицы уделили внимание тому, что культовые ребята вернулись и им действительно есть, что сказать.

Мало. Таких как Гадюкины вообще нет, есть еще Коллежский Асессор, которые фурор произвели в 80-е и до сих пор живут параллельно всему, во времена независимости начали ВВ, и, как мы знаем, они достаточно популярны, да и все.

Океан Эльзы не монополист, как некоторые считают, — будто Вакарчук с ребятами оккупировал всю сцену. Наоборот, я считаю, что они расчищают пространство для тех, кто думает, что здесь, занимаясь музыкой, невозможно создать проект, который захватит всю страну.

Вот, Даха Браха, например, нужна многим на Западе. И Даха Браха появилась не сейчас и не год назад, — они гастролируют уже лет пять и довольно неплохо востребованы. Вот, Onuka едет с туром по США, девять концертов, посмотрим как это будет воспринято. На Sziget она выступила, отзывы были хорошие, и не от украинского зрителя. Главное, чтобы процесс происходил, чтобы мы в стагнацию не попадали, тогда все будет хорошо.

Любимый художник: Рембрандт

Жанры, деньги, два ствола

Не стыдно ли своего друга из Лондона привести к нам на фестиваль? Если совсем честно, то стыдно. Не тот уровень, не дотягиваем. И дело тут не в музыке, а в общей концепции и организации фестиваля. У нас мало опыта фестивальной индустрии, все к тому же упирается в деньги, организовать большой фестиваль – это сотни тысяч долларов. Например, Джаз Коктебель — ребята уже поняли, как делать, чтобы было хорошо, но им приходится кочевать с места на место и искать пристанище. С материалом и артистами все хорошо, с организацией и деньгами – плохо, все как обычно.

Арт-рок 70-х — вот то странное, в чем я разбираюсь. Он интересен тем, что это ответвление рок-музыки, которое не связано  с бунтарством и революцией, это консерватория с рок-возможностями. Это та часть культуры, которая впитала в себя художественность столетий, смешала классику, джаз, этно, авангард, рок, в результате получились огромные яркие синкретические цветы. Кого послушать? King Crimson, Van der Graaf Generator, Genesis Emerson, Lake & Palmer.

Не, Тань, давай про Чикаго, пятьдесят пропущенных лет электронной музыки, Лорана Гарнье и прочее такое ты поговоришь с Владом Фисуном, он тебе больше расскажет.

Если бы я был советником министра культуры я бы ему посоветовал послушать Бранденбургские концерты Баха, времена года, Генделя, что-то из рок-классики. Ну так,  просто, чтобы знал. И попросил бы его ничего не делать для украинской музыки. Для меня это время открытия, того что государство – это вспомогательная структура. Она должна идти в фарватере того, что производит общество, это единственная здоровая концепция. Главное – не душить творческое, искрящее. Поэтому, в первую очередь я бы ему посоветовал – не вредить. Если же государство вступает в какие-то отношения – то держать слово. Если минкульт обещает Джаз Коктебелю столько-то миллионов гривен на поддержку, то убейся – но сдержи обещание. Но нет.

Большинство украинских молодых музыкантов поет на английском потому что: во-первых, они мечтают ездить на гастроли в Европу; во-вторых, сейчас творит поколение людей для которых английский – это почти родной язык; а в-третьих, железного занавеса нет, информационного блока, и молодые люди вдохновляются мировой музыкой.

Прогнозов у меня нет, но в какой-то момент очередной 18-летний мальчик, какой-нибудь музыкальный Ломоносов, прозреет и рванет. Вообще, преемственность украинской культуры в сочетании с западным влиянием должны дать что-то новое. Но что и когда – мы увидим потом. То, что я могу сказать с уверенностью, то, что я уже вижу —  сейчас формируется поле для того, чтобы такие люди появлялись.

Российская попса – это культурная оккупация, которой мы, слава Богу, постепенно лишаемся.

На данном этапе жизни мне все-таки поп-культура и музыка интереснее, потому что она во многом определяет фон жизни.

Любимый режиссер: Дэвид Линч, Пьер Паоло Пазолини

Гуманизм, господа присяжные заседатели

Мне очень хочется, чтобы мы все-все до единого, начиная от президента и заканчивая нами с тобой, поняли по-настоящему: спектакли, концерты, фильмы, выставки  — это всего лишь внешнее проявление культуры. Культура – это способность вести диалог. Диалог со всем на свете: с природой, с другими людьми, с другими формами жизни. Вступать в контакт, в котором никто никого не уничтожает. Встречи живого в пространстве должны быть максимально безболезненными. Единственная задача, которая перед нами стоит — это не поубивать друг друга. Понятно, что все так устроено, что без боли не бывает, это естественно. Но именно поэтому культура – эта та форма общения с миром, которая позволяет что-то противопоставить боли. Чтобы в мире было еще что-то кроме боли — прозрение, удовольствие, все, что связано со счастьем.

Нельзя расслабляться. Помимо того, что мы думаем о собственном удовольствии, выгоде и т.д., не надо забывать, что пространство у нас общее, поэтому если ты что-то делаешь – то это не только тебя обрадует, это поменяет фон вокруг. Я заметил, что эту ответственность все больше людей чувствует. Это позволяет нам надеяться на то, что в Украине никогда не будет выжженной земли. 

Я как шеф-редактор журнала о культуре не собираюсь отгораживаться и соответственно отгораживать журнал от событий происходящих на востоке. Сейчас культура сопряжена с войной, и об этом надо говорить. Смерть — а война это смерть — неотъемлемая часть жизни и культуры. Все должно находить отражение в том, что мы с тобой пишем. Это не я придумал, это неминуемо. С другой стороны – должно быть поле для мирной жизни, мы не должны его потерять. Это поле мы должны создавать, умножать, засевать его с учетом того, что мы живем во время, когда солдаты возвращаются (дай Бог) домой, и они не должны чувствовать себя чужими. Мы должны здесь и сейчас создать им такие условия, в которых они будут себя чувствовать максимально комфортно. Они должны чувствовать, что их здесь ждут, и что они не зря рисковали своей жизнью. Наша задача как людей, которые не воюют, помочь тем, кто борется за нашу страну, показать им, что есть смысл продолжать дальше. А когда будет смысл продолжать дальше? Когда здесь будет почва, на которой что-то растет. И мы с тобой и со всеми людьми должны ее создавать.

Cтатьи Игоря Панасова