Край, где лишь у чудищ большие сердца. «Сказка сказок» Маттео Гарроне

«Сказка сказок» настолько пришлась мне по душе, что я решил не браться за рецензию по свежим следам – дескать, впечатления улягутся, объективность вновь вступит в свои права, тогда и придет время раскладывать увиденное по полочкам. На третьей неделе по просмотру стало ясно, что с картиной меня связала не пятиминутная влюбленность, а стойкая сердечная привязанность, так что надо писать, как есть. Результатом стало что-то вроде сочинения на тему «Как я провел эти два часа с Маттео Гарроне». И да, повторюсь еще раз – провел я их отлично.

 

С фильмом «Реальность», предыдущей работой Гарроне, «Сказку сказок» связывает куда большее, чем может показаться на первый взгляд. Вспомним вступительный эпизод «Реальности»: камера с высоты наблюдает за каретой, катящей невесть куда под мотив, который пришелся бы впору скорее сказке, чем драме о разрушительной силе навязчивой идеи. Карета оказывается всего лишь нелепым элементом помпезной свадьбы, однако ощущение, что торопилась она прочь от современной Италии в страну огромных блох, подводных чудищ и влюбленных огров, сохраняется и задает тон всей завязке фильма.

Но, конечно же, не каретой единой. «Реальность» в полной мере раскрыла два важных мотива, характерных творчеству Гарроне: критику национального характера и развернутое исследование одержимости со всеми вытекающими последствиями. Фабула фильма вполне лаконична: торговец рыбой Лучано вел простое до примитивности существование и был им весьма доволен, пока на горизонте не замаячил бледный призрак славы. Важно правильно расставить акценты повествования – не телевидение рушит жизнь бедолаги героя, а собственная фиксация на смутном объекте желания, которой он, к тому же, еще и всячески потакает. Вполне ожидаемый посыл для автора «Таксидермиста» и «Гоморры»,  не правда ли?

 

Оба лейтмотива нашли отражение и в «Сказке сказок». Первый, национальный, выражен в жутковатой атмосфере совсем недетских историй. Ни немцы братья Гримм, ни француз Шарль Перро не смогли в полной мере передать сути кровавых волшебных преданий итальянца Джамбаттисты Базиле, почерпнутых им напрямую из народного фольклора. В общем-то, будущие знаменитые сказочники не очень-то и пытались — ужаснулись и сочли за благо адаптировать для детей, хорошенько подчистив царящий в них карнавал жестокости. Для Гарроне настроения Базиле становятся отличной иллюстрацией заложенной где-то в глубинах ленивого менталитета жестокости, зачастую бессмысленной и почти всегда – необдуманной.

Маниакальное увлечение, граничащее с помешательством, вторая излюбленная тема режиссера, ложится непосредственно в основу сюжета. Как Лучано из «Реальности» распродает вещи и, не задумываясь, меняет близких на эфемерный шанс пробраться-таки в большой эфир, так же надрывно и второпях отказываются от всего герои «Сказки сказок». Как водится, жертвуют родными – самой ценной и самой доступной разменной монетой. Колористика предсказывает дальнейшее с мастерством заправской пифии. Яблочки раздора – рыбоподобный Элиас и его братец Джона, престарелые Имма и Дора, и, наконец, монструозная блоха, – все они тусклы и болезненно бескровны. А значит, для поддержания жизни потребуются все новые и новые вливание от героев, окрашенных в сочные цвета.

 

Блоха, насосавшись крови тщедушного короля и чудовищно раздувшись, подыхает, достигнув пароксизма своего существования. Элиас, не удовлетворившись отцовской кровью, доводит дело до материнской. Нагляднее всего участь Доры: простая старушка – не чета потусторонним чудищам, пожертвовать ей удалось лишь сестрицей, да и той хватило ненадолго. При этом, кажется, ни один из персонажей не вздумал усомниться, что игра стоит свеч – и за этой малосущественной деталью кроется самая благодатная почва для анализа и фантазии.

Славой Жижек, выдающийся культуролог и большой мастер выстраивать воздушные замки без всякого фундамента, нередко истолковывает серьезные идеологические нюансы при помощи анекдотических историй. Обратившись к его методу, мотивационную подоплеку героев «Сказки сказок» можно сравнить со старой шуткой о девушке, которая плакала и танцевала посреди улицы. Подошедшему юноше на вопрос, отчего она плачет, девушка ответила, что ее мама серьезно больна. «Но почему же ты тогда танцуешь?» – удивленно воскликнул юноша. «Музыка хорошая», – отвечала девушка. Точно так же и каждый персонаж фильма Гарроне, столкнувшись с проблемой, без колебаний прибегает к средствам, которые могут ухудшить (и, что характерно, ухудшают) его положение от бедственного до катастрофического. Зачем же им это? А незачем. Просто музыка хорошая.

 

Заметьте, изначальные предпосылки граничных ситуаций «Сказки сказок» трагедии не предвещают. Даже потеряв мужа и сожрав отвратительное громадное сердце, королева в исполнении Сальмы Хайек вполне могла бы серьезно отнестись к трогательной дружбе своего бледного сынка с крестьянским сыном и его близнецом по совместительству – ведь мистические корни их связи были более чем очевидны. Авантюра дряхлых Доры и Иммы по соблазнению короля кажется несусветной глупостью еще до того, как оборачивается кровавой драмой. Блошиного правителя и вовсе никто не вынуждал рисковать дочерью, пообещав ее руку хитроумцу, который справится с его жульнической и немного постыдной загадкой. Мы уже выяснили, что персонажи руководствуются не здравым смыслом и логикой, а прихотями мании. Но что лежит в ее основе?

Упомянутый Жижек, вероятно, обратился бы к противостоянию с лакановским Другим, которое для правителей всех мастей приобретает особенно болезненный характер: большая часть общего социального договора для них недействительна, но тем сильнее тянет преступить меньшую. Огромная цена, которую платят короли и королевы – во многом признак статуса: они поступают так просто потому, что могут. Судя по всему, в экранном мире, созданном Гарроне, царит абсолютная монархия со всеми полагающимися атрибутами вроде обожествления правителя. Так что не случайно Дора, подданная именно сластолюбивого короля Венсана Касселя, столь охотно и подобострастно втягивается в игру, которая ничем хорошим для нее не закончиться. Похоть – главная отличительная черта их правителя, и разделив ее, она не только оказывается очередной фавориткой неугомонной августейшей особы, а буквально подымается из своей ремесленницкой грязи в князи: теперь Дора не просто одарена вниманием короля, а еще и занимается его излюбленным делом.

 

Таким же актом статусной трансценденции становится для самих монархов заигрывание с потусторонним. Мы мало знаем о короле в исполнении Джона Си Райли – лишь то, что он любящий муж да большой поклонник ярмарочных увеселений. Однако вспомним: романтизм почерпнул из сказок характеристику внутреннего мира персонажа через его внешний облик – а выглядит этот король весьма воинственным (про героя Касселя такого не скажешь, правда?), да и доспех для подводных сражений у него, кажется, давно был наготове. Битва со змием по велению прекрасной дамы – разве можно представить большую демонстрацию маскулинности и более амбициозное стремление? Король погибает непобежденным, а у его возлюбленной свои амбиции: она не просто мечтает родить ребенка, а еще и хочет, чтобы тот ей всецело принадлежал, и чем заметнее в чаде влияние некой неподвластной ей силы, тем горячее это желание.

Любитель насекомых в исполнении Тоби Джонса ведет себя еще любопытнее: потеряв блоху, он воздает объекту своей тайной привязанности последние почести, фактически позволив решить судьбу дочери. Но стыдливость, с которой он таит своего странного питомца, явно указывает на особое почтение к приличиям. Отнюдь не стремясь лишаться и зверька, и дочери (именно в такой последовательности), король-Джонс, тем не менее, берется выдать ее замуж и не находит в себе сил нарушить данное слово, когда подходящий претендент оказывается огром. А после чуть не отправляется на тот свет от душевных терзаний – правильно, ведь пожертвовать ипохондрику больше нечем. Впрочем, отрекшись от престола, он заметно повеселел.

 

Есть и другой путь толкования «Сказки сказок» – через призму уже не раз упомянутых фирменных мотивов Маттео Гарроне. Так или иначе, но все его герои тяготятся своими буднями, даже когда этого не осознают, и где-то в подоплеках такой рефлексии скрывается банальное нежелание ценить то, что имеешь. К тому же, режиссер будто запасся человеколюбием, и на смену бездеятельному сочувствию «Реальности» приходит призыв к сопереживанию. Ведь «Сказка», как и положено сказке, несет в себе не только элемент волшебного, но еще и нехитрую мораль. Правда, когда в подтверждение авторской идеи на экране добровольно расстаются с кожей и режут великанам глотки, даже самый простой посыл обретает дополнительный вес.