Молодость. Бараны, призрак Антониони и иллюзия Майдана

Киевский кинофестиваль не стал томить зрителей, первым же делом презентовав добрую половину самых ожидаемых премьер. За два дня на «Молодости» успели показать новый фильм Сергея Лозницы, двух триумфаторов из Канн и одного – из Берлина.

45 лет

«45 лет» неизбежно вызывает ассоциации с «Любовью» Михаэля Ханеке: как и в фильме австрийского режиссера, героев поджидает серьезное испытание на склоне лет – правда, все же не такое жестокое. За несколько дней до празднования 45-ой годовщины счастливого брака из вечной мерзлоты извлекают тело первой жены Джеффа, которая давным-давно погибла практически у него на глазах. С этого момента холодают и отношения пары: Джефф рефлексирует из-за несбывшегося, достает с чердака старые фотографии и даже рвется в Швейцарию, где потерял возлюбленную, а его супруга Кейт мучится тяжелой стариковской ревностью и начинает думать, что потратила жизнь не на того человека.

Весь фильм вполне предсказуемо держится на мастерстве Тома Кортни и Шарлотты Рэмплинг, которые за свои роли получили награды на Берлинском кинофестивале. Всего остального «45 лет» попросту лишен: драма персонажей ближе к середине фильма незаметно переходит в разряд умозрительного эксперимента по ситуативной этике, необходимого лишь для реализации талантов двух маститых актеров, а на второстепенных персонажей создатели картины и вовсе махнули рукой, вероятно, посчитав, что Рэмплинг и Кортни они все равно не переиграют. В результате, помимо главных героев, глаз радует лишь лохматая толстая овчарка, к счастью, регулярно мелькающая в кадре.

Тем не менее, исполнители главных ролей от этого хуже не становятся. Потому, если вам кажется небезынтересным нынешний уровень культовых актеров своего времени (напомню, Кортни открыл «рассерженный молодой» Тони Ричардсон в «Одиночестве бегуна на длинные дистанции», а у Рэмплинг за плечами целый «Ночной портье» Лилианы Кавани), то держите этот фильм в уме – есть немалые шансы, что после «Молодости» он отправится в большой прокат.

Бараны

В прошлом году обладателем награды «Особый взгляд» Каннского фестиваля стал «Белый Бог», драматургия которого уравнивала людей и собак в значимости для повествования. Нынешний лауреат, «Бараны», рассказывает все же человеческую историю – главными героями становятся два угрюмых брата-фермера, которые не разговаривают друг с другом вот уже 40 лет. Призовой баран, краса и гордость старшего, оказывается разносчиком страшной болезни, из-за которой всей долине приходится забить свои стада, впрочем, получив за это солидную компенсацию от государства. Но без овец жизнь не та, и младший умудряется припрятать в подвале ту часть поголовья, которую обошло поветрие. Его братец, буйный пьяница, узнает об этом, смиряет нрав и находит общий язык с родичем ради сохранения части фамильного скота.

В целом, «Бараны» – довольно типичное фестивальное кино, если не считать любопытной манипуляции зрительскими эмоциями. Фильм последовательно настраивает на нейтрально-доброжелательное отношение к героям, беды которых вызывают скорее сдержанный интерес, чем сочувствие. Но заключительная сцена, единственный по-настоящему эмоциональный момент фильма, внезапно заставляет выдать персонажам всю нерастраченную долю сопереживаний. В итоге «Бараны» оставляют зрителя с интересной дилеммой на руках: концовка недвусмысленно намекает на печальный исход, а кульминационный накал страстей в сочетании с открытым финалом оставляет по себе довольно светлое ощущение. Жульничество, конечно, но зато какое приятное.

Дипан

«Дипан», обладатель Золотой пальмовой ветви Каннского фестиваля, во многом повторяет ходы «Пророка», получившего там же в 2009-ом Большой приз жюри. «Пророк» рассказывает историю арабского юноши, который пытается социализоваться во французской тюрьме, но достигает успеха, лишь нарушив ряд криминальных принципов и воспользовавшись этническим численным превосходством. В «Дипане» боевик-сепаратист со Шри-Ланки из организации «Тамильских тигров» отправляется во Францию в компании женщины и девочки, прикидывающихся его семьей. Поначалу главный герой довольствуется незавидной участью беженца и работает сторожем в неблагополучном районе, но после вынужден приструнить местный криминалитет, а когда конфликт интересов принимает угрожающий оборот, вспоминает навыки бурного прошлого. К слову, исполнитель главной роли и сам в прошлом был «тамильским тигром», который, подобно его персонажу, бежал в Европу, однако не связался там с плохой компанией, а стал писателем.

При всей схожести «Дипана» и «Пророка» будет не вполне правильно уличать режиссера в самоцитировании. Очевидно, что Жак Одиар последовательно развивает тему иммигрантов во Франции, и хотя «Пророк» куда лучше срежиссирован, а «Ржавчина и кость» среди его работ остается непревзойденной по уровню актерского мастерства, именно «Дипан» выглядит концептуальной вершиной высказывания, своеобразным подведением итогов. Прежде персонажи-иностранцы у Одиара лишь занимались выживанием на неприветливой европейской территории, однако герой «Дипана» прибывает во Францию с конкретной целью, в поисках мира, ради которого согласен терпеть унижения – но не подвергать опасности семью, пусть даже фальшивую. Фильм обнажает радикальность контраста между бывшим «тамильским тигром», который отдал войне все, включая имя (в первой же сцене герою выдают поддельные документы. Как его зовут в действительности, мы узнаем лишь от бывшего командира – не совсем понятно, призрачного или настоящего), и сытой шпаной, втягивающей Дипана в новые разборки. Характерно, что Одиар выбрал страну, где вооруженный конфликт уже завершился: на этот раз режиссер не препарирует мир иммигрантов, а рассматривает через его призму саму Европу.

Коллизия с чужими документами вольно или невольно полемизирует с фильмом Микеланджело Антониони «Профессия: репортер», в котором герой Джека Николсона, зайдя в личностный тупик, меняется паспортами с умершим постояльцем отеля. Одиаровскому герою тоже достаются документы покойника, но если у Антониони новая личность сопряжена с тайной, то в «Дипане» все кристально ясно: погибший – такой же боец-сепаратист, как и тот, кому он одолжил свое имя. Обе истории движутся по кругу: Дэвида Локка из «Профессии: репортер» находят мертвым в гостиничном номере, а Сивадхасан (таково настоящее имя героя) вновь становится изобретательным убийцей. Любопытно, что персонаж Николсона до экзистенциальной рокировки снимал документальный фильм о повстанцах, подобных тем, к которым принадлежал Дипан – в свете этого можно предположить, что цитата Антониони все же прокралась неслучайно.

Событие

Документальный фильм, полностью смонтированный из архивных кадров, повествует о митинге на Дворцовой площади во время августовских событий 1991 года. На пресс-конференции, посвященной «Событию», Сергей Лозница повторил то, что ранее говорил в интервью российскому «Радио Свобода»: катализатором для картины стал Майдан, и Майдан же создал бэкграунд для переосмысления августовского путча. Протест против попытки повернуть историю вспять и остановить распад СССР режиссер называет псевдореволюцией, подтверждая это цитатой из выступления Анатолия Собчака, не вошедшего в фильм: речь на митинге тот закончил словами «А сейчас так же организованно расходитесь по рабочим местам – когда будет нужно, мы вас позовем».

Лозница не просто демонстрирует, что протесты в 91-ом были «спущены сверху», его основную идею озвучивает реплика из фильма: «Главное – не чтобы империя развалилась, а чтобы после развала народ не кинулся ее собирать». Но в итоге худшие ожидания все-таки сбылись, потому историческая рефлексия «События» тесно переплетена с анализом современности. Режиссер не дает поводов для оптимизма тем, кто все еще рассчитывает на российский Майдан: оглушенный «Лебединым озером» народ все равно станет делать лишь то, что ему говорят, привычно вооружившись лозунгами «Фашизм не пройдет» и «Преступную хунту под суд», которые во множестве мелькают в кадре. Лозница утверждает, что «наблюдая, мы становимся частью наблюдаемого объекта», и вглядываясь в лица на Дворцовой площади, начинаешь лучше понимать, почему демократия, так неожиданно свалившаяся в руки толпы, оказалась непосильной ношей.