По ком не звонит колокол: Юрий Марченко

Накануне интервью с главным редактором Platfor.ma Юрием Марченко (он же Кошмарченко, Кальмарченко, а с некоторых пор и Омарченко) я очень удачно прослушала лекцию Дмитрия Быкова «Журналистика и литература», в которой Дмитрий Львович в пух и прах разносит писателя и восхваляет журналиста. Быков говорит, что журналистский текст имеет право на что угодно, но он не имеет права быть скучным. И Марченко всецело следует этому постулату. Из-за лэка времени мы почти не встречаем лонграйтов главреда Platfor.ma. В основном это забавные тесты, хорошие интервью и гиды по событиям на неделю грядущую. Но даже здесь, где казалось бы развернуться негде, мы замечаем главные качества Марченко как журналиста. Первое — это, конечно, юмор. Второе: Юра уже давно не просто журналист, он личность пассионарная, и его мнению если не внимают, то хотя бы прислушиваются. И третье: его пес. Мопс Агамемнон известен в украинском фейсбуке почти также, как такса Чуня поэта Дмитрия Воденникова — в российском. Это и есть мой главный критерий — если у человека даже пес популярен, то у него, бесспорно, интервью брать надо.

Украинская журналистика стала на очень простые рельсы: это новости из зоны АТО, критика власти и кровавый упырь Путин. Хуже всего то, что это читается и читается лучше всего, иначе об этом бы не писали. Беда в том, что пропала вторая точка зрения, а это один из основных канонов журналистики. Противоположное мнение должно быть всегда, иначе это просто не журналистика

О проблемах украинской журналистики и светлом будущем  

У меня нет журналистского образования, в моем дипломе написано «преподаватель русского и английского языков и литературы». Я десять лет работал в издательском доме «Коммерсант» и у нас считалось, что легче найти грамотного искусствоведа или финансиста и научить его писать, чем взять журналиста и учить его истории искусств и экономике. И я знаю, что схожее мнение было и есть во многих изданиях.

Я не понимаю, как журналистике могут учить люди, которые последний раз писали лет тридцать назад, и только понаслышке знают, что такое фейсбук и интернет в целом. А в руках у них при этом учебники, написанные еще более ветхими мастодонтами.

Украинская журналистика стала на очень простые рельсы: это новости из зоны АТО, критика власти и кровавый упырь Путин. Хуже всего то, что это читается и читается лучше всего, иначе об этом бы не писали. Беда в том, что пропала вторая точка зрения, а это один из основных канонов журналистики. Противоположное мнение должно быть всегда, иначе это просто не журналистика. Дело журналиста – не хвалить своих, а писать так, как есть на самом деле. Сейчас стало нормой, что журналист либо «за нас», либо «за них», иначе не бывает. Но вообще-то его главная задача – непредвзятость, быть ни за кого. А сейчас на это всем плевать. Меня уже однажды распинали, когда я спросил у милицейского со стажем о том, что он думает о новой полиции. И он, конечно, поливал ее грязью, но в то же время говорил и достаточно адекватные вещи о том, например, как молодые полицейские, которые обучались несколько месяцев и явно выдающимися каратистами не стали, сажают преступника на заднее сидение без решетки, оставляя ему шанс в любой момент напасть с заточкой. Но обратить внимание на подобные резонные замечания никто не захотел, большинство комментаторов отзывались, мол, ты урод, сам придумал это интервью, такого не было, быть не может и вообще: зачем давать менту слово. Получается, что любое негативное мнение о немногочисленных народных героях – это плохо, и никого не волнует, что это может быть правдой. Однажды мы спросили у ребят, владеющих кучей киосков, о том, что они сами думают о засилье МАФов. Они говорили, что да, сейчас мы несколько похожи на говноедов, но мы готовы работать цивилизованно: дайте нам первые этажи, введите единый стандарт ларьков – и мы не будем уродовать город. Разумеется, после выхода этого материала нам сообщили, что мы продались, и нельзя давать слово этим негодяям.

Вот ты спрашиваешь, какие бы издания я посоветовал, а мне нечего ответить. С одной стороны, я, к сожалению, не успеваю систематически наблюдать, как работают другие, но, с другой, какого-то цельного издания, к которому не придраться – просто нет. Очень крутые материалы выходят на Bird in Flight, Comma, The Ukrainians, Cultprostir, DreamKyiv, «Новом времени». Но всем есть куда расти, и в первую очередь нам.

Для меня гарантия качества материала в именах это Илья Азар, который в основном сотрудничает с Meduza, Катя Сергацкова, недавно ставшая украинкой – она писала блестящие материалы из АТО, и мой хороший друг Егор Мостовщиков, который проработал в половине изданий РФ, а сейчас создал свой сайт batenka.ru, на котором неистово стебет современную журналистику – он пишет серьезные материалы о совершенно идиотских вещах. Вот эту троицу я люблю читать.

Мечта любого главреда — оказаться в пустой комнате, где нет ни единой буквы и ни единого символа

Украинский рынок – это пустыня, и это проблема не только журналистики, но и рекламодателя, который просто не верит в интернет. То есть он вроде как знает, что сеть важна и нужна, но при этом не осознает, что это нечто новое, и деньги нужно вкладывать не просто в фоточку, баннер или цитату великого человека, как это было в принте. И украинский, и российский рынок по сравнению с мировым очень тесный и маленький. Это видно даже по числу просмотров видео на ютубе – даже у самых успешных и громких проектов их не так много.

Меня в журналистике очень выручает подход профана. То есть ты честно признаешься человеку: «Я в этом ничего не смыслю, пожалуйста, расскажите все предельно просто».

Мечта, наверное, любого главреда – оказаться в пустой комнате, где нет ни единой буквы и ни единого символа. Я недавно съездил в Грецию и понял, что отпуск журналиста – это когда ты просто работаешь в другом месте. Я по 5-6 часов сидел в отеле у окна, редактировал тексты и с вожделением смотрел на пляж.

СМИ все больше смещаются в сторону инфотеймента, когда даже серьезные новости подаются через развлекательные форматы. В США, к примеру, большая часть населения черпает политическую информацию не из новостей, а из юмористических ток-шоу типа передачи Джона Стюарта. Но рекламодатели все еще не понимают, что увлекательно сделанный тест, подвязанный под их продукцию, или спецпроект может принести выхлоп больше, чем тупая статья «такого то числа состоялась презентация… присутствовали лучшие люди города…»

Фейсбук для меня штука своеобразная – постишь историю о мопсе и получаешь три тысячи лайков, а затем подборку потрясающих возможностей по всему миру: от гранта в Стенфорде до научного проекта по поглаживанию кенгуру в Австралии – это интересно паре десятков человек. Фейсбук нужен, чтобы орать на власть и развлекаться.

Большая часть моего времени уходит не на редактирование, верстку или оформление текстов, а на встречи и переписку в почте и социальных сетях. Я часто этим страдальчески кичусь: у меня около 80-100 коммуникаций каждый день, и я честно стараюсь всем отвечать. Обычно ощущение, будто играешь в теннис со стеной: ты только отбил мячик – отправил письмо и думаешь, что все, можно передохнуть, а мяч уже летит обратно и вместо одного письма в ящик валятся два-три.

Я месяц жил на минимальную зарплату украинца и написал об этом несколько материалов. В комментариях меня распинали, мол, как ты можешь издеваться над малоимущими. Я пытался отвечать, что я, наоборот, пытаюсь показать эту проблему, но все равно, конечно, выходил гадом. За тот месяц я похудел на семь килограмм. Это, кстати, еще одна проблема украинской журналистики: она стала ленивой. Никто не хочет экспериментировать, потому что это отнимает кучу времени и сил, а фидбек, возможно, не такой, какого бы ты хотел. Еще один эксперимент, который я проводил: отсылал запросы в 10-15 посольств Украины за рубежом с просьбой помочь, потому что я якобы потерял паспорт. Я спрашивал, что делать в такой ситуации. Затем зафиксировал все ответы и неответы и опубликовал. После этого какие-то инициативные ребята даже написали обращение в МИД с вопросом зачем держать этих дармоедов, которые ни черта не делают. Вообще, эксперименты в журналистике – это большая и любимая тема, но сил и времени на них катастрофически не хватает.

Интервью – самый благословенный жанр. Десять минут читаешь в интернете, что это за чувак, приходишь к нему, задаешь вопрос про Путина, он тебе отвечает что-то про кровавого тирана, ты ставишь это в заголовок, и все – победа, все читают. Это я, конечно, иронизирую, но доля правды есть. Худшее в интервью – это расшифровка записи. Недавно пришлось основательно потрудиться над фичером про Олега Ляшко. В комментариях традиционно полили грязью, но, что приятно, обзывали и порохоботом, и ляшкофилом – то есть баланс удалось удержать. А на Platfor.ma не так давно вбухал много сил и времени в дурашливый гид для первокурсников, он, как мне хочется верить, получился шутливым.

Я верю в светлое будущее. Недавно я выступал в школе журналистики Политехнического университета, где ей, казалось бы, не место, и тем не менее она есть. И не просто есть, там было сто человек с горящими глазами и пытливыми умами, которые задавали толковые вопросы. Кстати, что меня поразило: Школа журналистики КПИ – это сугубо волонтерская, добровольная организация, и они – это очень важно – задают вопросы. Мы с моим приятелем Глебом Гусевым (ex-замглавред Esquire – ред.) в прошлом году выступали на журфаке в университете им. Шевченко. То есть ты понимаешь: главный вуз страны, главный журфак страны, и вот после того как мы закончили выступать и сказали «а теперь – вопросы», последовало молчание. Если журналист не задает вопросы – это большая беда, потому что именно в этом суть профессии: задать вопрос, узнать историю и рассказать ее людям. Впрочем, в Украине есть действительно толковые школы журналистики, например, во львовском Католическом университете. Я правда искренне верю в следующее поколение журналистов.

О творчестве и литературе

Существование социальных сетей губительно сказывается на творчестве. Ладно я, на меня-то плевать, но есть действительно хорошие авторы, которые растрачивают свой талант на мелкие постики вместо того, чтобы создать нечто большое и значимое. Ты спрашиваешь о литературном творчестве, но и у меня такая же история: было бы странно, если бы я с 9 до 8 занимался буквами, а потом сел в свободное от работы время и хорошенько снова занялся буквами, только в плане художественных потуг.

Я написал несколько рассказов и сказок, они валяются в столе. Дважды или трижды я начинал писать большой роман. Я помню это ощущение, когда у тебя буквально трусятся руки от желания немедленно выплеснуть пришедший в голову сюжет на бумагу, но дело в том, что руки перестают трястись очень быстро. Я человек неусидчивый, и каждый раз все забрасывал.

Я понимаю, что, в принципе, могу за пару недель создать сборник идиотских рассказиков о мопсе и, наверное, это кому-то даже может захотеться издать, а отдельным людям даже прочитать. Но пока что мне не хочется выпускать литературный попкорн, которого и так вдоволь на рынке. Нужда прижмет – передумаю.

Сейчас я читаю Гиляровского «Москва и москвичи», это такой ситигайд рубежа XIX-XX века, писатель рассказывает о злачных местах и барахолках, о карманниках и проститутках Москвы того времени. Такой The Village начала XX века. До этого был Веллер «Легенды Невского». Какой-то у меня прям тур по городам России. Веллер меня поразил до такой степени, что даже самому захотелось сесть и что-то написать. У него очень простой язык и очень смешные истории, с которыми каждый из нас повсеместно сталкивается. Он мне чем-то напомнил Воннегута – тот тоже писал так, будто до него никакой литературы вообще не было. Любимые писатели – это Марк Твен, О.Генри, Алексей Иванов, Тибор Фишер, Кристофер Бакли. Мне страшно нравится Эй Джей Джейкбсон, редактор нью-йоркского Esquire, который ставит эксперименты над своей жизнью. Он, например, год прожил по всем библейским заповедям.

Про АТО

У Донбасса страшный «ожог» и сейчас речь не про АТО, а про каждого отдельно взятого человека из этой территории. Там с каждым надо работать. Это огромная зияющая рана с точки зрения психологии, которую еще десятилетиями придется лечить

Возможно, не стоит это артикулировать, но я считаю, что АТО будет серой неподконтрольной зоной на долгие десятилетия – такое украинское Приднестровье с периодами мира и периодами обострения.

Поездка в зону АТО изменила мое отношение к журналистике: я всегда был за то, что журналист не имеет права вмешиваться в процесс, чтобы не провоцировать никаких событий и не влиять на сюжет. Есть каноничная история про Кевина Картера, который снял кадр голода в Судане с маленькой девочкой и стервятником, и получил за это Пулитцеровскую премию. Через несколько месяцев он покончил с собой, потому что его все заклеймили, мол, как ты мог, вместо того, чтобы помочь, ты смотрел на это, еще и фотографировал. Я ехал в АТО с осознанием того, что я журналист, что должен оставаться в стороне и только наблюдать. Но в какой-то момент ты понимаешь, что у вас есть пять минут, пока вас не накроет артиллерия – и либо эти люди получат припасы из твоих рук, либо они их не получат вообще. И здесь уже как-то не до принципов: ты просто начинаешь помогать.

Лучшие умы человечества не могут придумать, а ты меня спрашиваешь, как решить военный конфликт на Донбассе. Предположим, забрали мы эту территорию, но там ведь сотни тысяч людей, которые не хотят, чтобы эта земля принадлежала Украине – причины у них разные и большая часть из них совершенно идиотские, но они есть. Некая часть этих людей пойдет в партизаны, это принесет серьезные проблемы оставшейся Украине. Чисто военными методами тут явно не победить. Многие говорят, что эта территория отличается по менталитету, и мне кажется, это правда. С другой стороны, мнение, что там никакой культуры и любви к Украине – абсолютно абсурдное. На минуточку, главный украинский писатель десятилетия Сергей Жадан – из Луганской области.

У Аксенова есть очень хорошая книга «Ожог» про Советский Союз и то, как там зарождался джаз и присутствовала некая надежда на лучшее. У Донбасса тоже страшный «ожог» и сейчас речь не про АТО, а про каждого отдельно взятого человека на этой территории. Там с каждым отдельно надо работать. С точки зрения психологии это огромная зияющая рана, которую придется лечить еще десятилетия.

О Платформушке

Platfor.ma – одно из немногих мест в интернете, где книги любят больше, чем голых людей

Прелесть Platfor.ma в том, что это абсолютно независимое издание. У нас нет ни инвестора, ни спонсора. Мы сами на себя зарабатываем. Это такой «стул на многих ножках», как мы его называем: это и гранты, и реклама (у нас она стоит дороже, чем по рынку, но все равно все баннеры забиты) и спецпроекты. Спецпроект – это когда мы пишем о том, о чем бы и так написали, а сверху висит плашка какой-то нестыдной компании. Например, у нас долго был спецпроект «План Б» про урбанистику Киева, который спонсировало архитектурное бюро Виктора Зотова. Были спецпроекты с Реанимационным пакетом реформ, Shell, Французским институтом, с Гете-институтом. То есть мы и правда пишем только о том, о чем считаем нужным написать. Это принципиально важно. Но нам за это еще и платят. Хорошо устроились.

Хочется верить, что Platfor.ma страшно эффективна. Есть ресурс SimilarWeb, на который многие ориентируются по анализу трафика. Судя по тем показателям, что я знаю, он если и ошибается в данных, то ненамного. У Platfor.ma там 330 тысяч посетителей в месяц, при том что за тексты у нас в штате отвечают два человека. К примеру, у Insider, где в редакции чуть ли не 20 человек, на SimilarWeb 280 тыс. Хотя нам еще работать и работать. Есть «Петр и Мазепа», у них 4 человека в редакции и посещаемость 700 тысяч. Но хуже всего то, что это все равно мало. Нашей эффективности все равно мало для рекламодателя. У них загораются глаза только на миллионные посещения. Мы пытаемся брать тем, что у нас уникальная аудитория, которой мы действительно гордимся. Например, недавно у нас вышли два материала: один об умных книгах, второй – тест с голыми людьми в честь выхода в прокат «Любви» Ноэ. Так вот подборка про книги читалась вдвое лучше – это что-то говорит о наших читателях. Platfor.ma – одно из немногих мест в интернете, где книги любят больше, чем голых людей.

За журналистские тексты на Platfor.ma отвечают два человека: я и глава спецпроектов Юля Салиженко. Еще постоянно у нас трудятся Таня Новикова, которая ведет рубрику «Афиша», и Митя Недобой, придумывающий для заметок полоумное оформление. А Маша Фронощук пытается добыть на все это веселье денег. И есть основатель проекта Саша Акименко, который выиграл грант на учебу в Стенфорде и на год удрал в США.  Плюс здорово помогают Дана Потишка, Паша Уваров и многие другие.

Подавляющее количество текстов на Platfor.ma выходит бесплатно. Еще пару недель назад я мог порвать на груди рубаху и сказать: «У нас нет гонорарного фонда», потому что его действительно не было – мы если и платили, то почти всегда какие-то копейки из своего кармана. Но пару недель назад Маша добыла где-то немного денег на гонорарный фонд, так что теперь я журналистский магнат. По поводу волонтеров: нам пишут люди, которым хочется высказаться, либо начинающие журналисты. Поэтому из-за их неопытности часто бывает, что тексты приходят просто ужасные. Главная беда начинающего журналиста или того, кто хочет им стать, в том, что над человеком грозно довлеет осознание того, что «я же пишу журналистский текст!». Все стараются наворачивать какие-то серьезные обороты. Вместо того чтобы сказать: «В зал пришел мой приятель», они пишут: «Дверь распахнулась, и при помощи мерной поступи в холл было осуществлено вхождение Степана». Я слишком ценю чужой труд, и, хотя это у меня отнимает колоссальное количество времени и сил, и я пытаюсь каждому объяснить, что не так. Меня учили этому еще в «Коммерсанте» – писать о сложных вещах просто. Пытаемся делать это и на Platfor.ma.

Главная беда начинающего журналиста в том, что над человеком грозно довлеет осознание того, что «я же пишу журналистский текст!». Все стараются наворачивать какие-то серьезные обороты. Вместо того, чтобы сказать: «В зал пришел мой приятель», они пишут: «Дверь распахнулась, и при помощи мерной поступи в холл было осуществлено вхождение Степана»

О Киеве и культуре

В первую очередь, Киев нужно очищать от нафталина, и кейс новой полиции это блестяще показывает. В городе очень много упырей, которые как засели в свои кабинеты тридцать лет назад, так там и сидят. И мысли у них такие же, как тридцать лет назад.

Показательный пример: несколько недель назад напротив СБУ установили памятник воинам АТО. В общем-то, повод железобетонный – такой мемориал действительно нужен, хоть и не факт, что сейчас, поскольку эта тема требует переосмысления. Тем не менее, поставили памятник: он представляет собой казака на коне, который копьем лупит дракона. Этот сюжет настолько избит, что он есть ну вообще везде, например, на гербе Москвы. Герои этого памятника едва ли хотят подобной аналогии. Официозная украинская скульптура – чудовищна, официозная украинская живопись – кошмарна. Все это происходит оттого, что люди законсервировались на своих местах и не позволяют войти свежему воздуху.

Я хожу на светские мероприятия по двум причинам: первая и самая главная в жизни – это фуршеты, вторая – любая подобная вылазка – это целое этнографическое путешествие. Например, приходишь ты на Ukrainian Fashion Week и видишь там человека в костюме ондатры, который чувствует себя самым модным. За всем этим, конечно, очень увлекательно наблюдать.

Я страшно профдеформирован. Подавляющее большинство моего круга общения – это горящие и талантливые люди, которые действительно внедряют какие-то гениальные инициативы и пытаются изменить к лучшему и свою жизнь, и чужую. У меня такое ощущение, что весь Киев стоит на ушах, что все трансформируется, все становится все лучше, что на Троещине перестали бить очкариков, а на Борщаге больше не отжимают мобилы. Я, конечно, подозреваю, что все не так. Но я очень четко вижу свет в конце тоннеля. Хоть и очкарик.

Что бы я изменил в Киеве? Меня раздражает количество запаркованных машин. На самом деле, с парковками в городе не такая уж большая беда. Например, когда проходишь мимо Оперного театра вечером в день спектакля – там сущий ад, а напротив в бизнес-центре есть недорогая парковка. Но у нас вообще нет традиции платить. Еще? Построил бы музей современного искусства, потому что европейская столица без такого музея – это позорище, а о важности культуры, кажется, не говорил только самый ленивый вроде меня. Вот, теперь и я сказал. Еще на законодательном уровне запретил бы обшивать балконы вагонкой, особенно в старых домах, и вывешивать на фасадах кондиционеры. Это ведь очень важно – жить в красивом городе, жить так, чтобы тебе все вокруг нравилось. Ты же весь день ходишь и машинально отмечаешь вагонку эту невозможную, мусор, МАФы, раздражаешься поневоле, потом выплескиваешь этот негатив на другого человека, которому тоже все не нравится. В итоге весь город ходит и рычит друг на друга, а все из-за этого вонючего балкона.

Я беру довольно много интервью, и никто почему-то не может похвалить министра культуры. Вот и я не могу. Но недавно я ходил на спектакль «Антигона» – очень сильное высказывание, в духе актуального зрелищного европейского театра, у нас такое разве что Жолдак делал. Передо мной сидел Кириленко, и упрекнуть мне его не в чем. Все два часа он смотрел, семечки не ел, не храпел, не скандалил. Цветы подарил и ушел. Но заочно впечатление о нем, конечно, не очень хорошее.

Официозная украинская скульптура – чудовищна, официозная украинская живопись – кошмарна. Все это происходит от того, что люди законсервировались на своих местах и не позволяют войти свежему воздуху. В первую очередь, Киев нужно очищать от нафталина. В городе очень много упырей, которые как засели в свой кабинет тридцать лет назад, так там и сидят. И мысли у них такие же, как и тридцать лет назад

Топ-3 городских инициативы по мнению Юрия Марченко

Містодія – ребята пытаются вернуть чувство товарищества в многоэтажные дома. Сейчас люди не знают как зовут соседа снизу, и если нужно у кого-то одолжить отвертку они едут через весь город и покупают ее в чертовом Эпицентре, а не просят у соседа. «Містодія» путем организации больших столов во дворах пытаются всех с друг другом перезнакомить и вывешивают таблички, например, «поделюсь дыроколом» или еще чем-то. Это хороший пример того, как людям не плевать и не лень совершенствовать город и помогать людям.

Самосад – мой друг Оля Закревская попала в этот список не только потому, что она мой друг, но и благодаря своему действительно клевому проекту. Был на Подоле пустырь, а потом Оля собрала друзей, убрала его, посадила там цветы и превратила это в общественное пространство. А больше всего мне понравилось, что место получилось действительно обаятельным, но, когда соседи пожаловались на шум, ребята тут же приняли меры и сбавили активность. Когда ты беспокоишься не только о себе, но и прислушиваешься к другим людям, даже если они хамят или просто малоприятные – это подкупает.

Культурный проект – этих ребят уже многие знают, потому что они давно и успешно дают потрясающие лекции в своем очаге просвещения в центре Киева. Меня очень радует, что темы у них зачастую непростые, билеты не самые дешевые, но люди все равно ходят – потому что, во-первых, очень хороший уровень, а во-вторых, у людей есть серьезный запрос на образование и саморазвитие. Сами знаете, что Киев сейчас чуть ли не мировая столица лекций – все читают их обо всем.

Фото: Руслана Алексеенко