О чем пишут художники: отрывки из книг Лейдермана, Войцехова и Мильштейна

Vozdvizhenka Arts House — это не только галерея на Воздвиженской, 32. Это еще и издательство, на счету у которого всего (уже?) три книги. Речь идет о серии книг от художников: Юрий Лейдерман «Моабитские хроники», Леонид Войцехов «Проекты» и Олександр Мильштейн «Пятиполь».

«Тексты  для этих авторов являются таким же выразительным способом, как кисточка или карандаш. Тексты и рисунки, которые являются самими по себе арт-объектами, создают один нарратив» — говорит Виктор Савкин, основатель галереи и издательства.

Мы публикуем короткие отрывки из этих книг.

«Проекты», Леонид Войцехов

В 1980-1982 годах в Одессе функционировал художественно-литературный салон Саши и Норы Штрайхеров. По четвергам к вечеру собиралось человек 15-20 из интеллигенции и что-то культурное мусолили часа по три-четыре. В большой гостиной на стенах висела куча весьма посредственных картинок маслом самой Норы, а также ее подруг. Работы были такими вялыми и внутренне серыми, что я каждый раз, попадая туда, думал, что если заменить эти картинки листами серого картона, то, в принципе ничего не изменится. И я предложил хозяевам провести выставку теней от работ – снять картины, предварительно сделав их абрисы, закрасить эти прямоугольники желтовато-серой краской и под каждым повесить табличку с указанием автора, названия, техники и формата. Нора сначала загорелась, но быстро погасла, когда выяснилось, что придется потом перебеливать стенку. Я ведь настаивал на доведении концептуального хода до логического конца: выставка “висит” месяц, как обычно в выставочных залах, а потом “снимается”.

«Моабитские хроники», Юрий Лейдерман

Возвращался из хранилища Грегора и увидел ласку − в районе автомобильной развязки возле IKEA. Непонятно, как ее туда занесло. Она пробежала через автостраду, лавируя между рядами машин. В одну сторону, в другую. Опять через дорогу. Но на той стороне был лишь бордюр, а за ним − уходящая вниз стенка другой автострады. Она в панике заметалась, снова побежала обратно, чуть была не попала под колеса, еле выбралась на узенький тротуар, сидела там в полном изнеможении среди нескольких травин. А мимо проходили люди, довольно много. И каждый − каждый поц! − вытащил мобильный и сфоткал зверька, а потом они шли дальше. Никому не пришло в голову позвонить в полицию, есть же специальная служба, чтобы помогли ей выбраться. Эти гэджеты заместили собой все − сочувствие, деловитую готовность помочь, дружбу, ярость восстания. Я вспомнил белку из знаменитого рассказа Шаламова. За которой охотился целый город. Нет, ее сейчас не пристукнут лопатами, просто устроят облаву, чтобы сфоткать − а потом подыхай сама как знаешь.

«Фриц», Александр Мильштейн

Ну так и Фриц ведь пишет… ну да, мы забыли сказать, заворожённые своей ностальгией по руинам… что наш новый герой – свободный журналист, впрочем, об этом речь пойдёт потом, т. е. когда/если мы распишем ручку… А кто писал, что любое заведение со временем становится похожим на своих завсегдатаев? Точно не Фридрих Винкель (Фриц), но нам с вами это может помочь… покончить с портретом несуществующего больше «генделыка» (который вовсе не является героем рассказа, как можно было уже подумать из-за того, что я так много о нём пишу, а пытаясь от него отвязаться, ещё и походя придал ему антропоморфные черты заёмным приёмом), назовём его завсегдатаев. Это, во-первых, Райнер Вернер Фасбиндер, врывающийся сюда один или со своей «кожаной бандой», и это члены РАФа, которые здесь не только бухают, у них здесь ещё и происходят «собрания ячейки», представьте, за партами, чин-чинарём, теперь поимённо… Да нет, хватит, пожалуй. Потому что бомбу, которая как будто скаталась там под днищем за эти годы из песка-селитры, а на самом деле соткалась сверху из воздуха, конечно, когда сарайчика там ещё не стояло, в 45-м (он возник посреди руин в начале 50-х), нельзя было бы воспринимать иначе, как иронию судьбы, если бы бомба сдетонировала.