Зрители в плену. Captum Анатолия Матешко
Captum (lat. Плен) – таково полное название фильма, под неудобоваримостью и труднопроизносимостью которого кроется четкий замысел. На пресс-конференции Анатолий Матешко сотоварищи не уставали твердить на разные голоса: Captum – фильм-притча, своего рода условность, хотя и до ужаса созвучная нашим реалиям. Отсюда и латинское название, которое, по сути, делает картину развернутой словарной статьей о том, что же такое плен.
Как и положено словарной статье, Captum хранит беспристрастность везде, где только можно. Вместо четких оппозиций «хороший-плохой» фильм предлагает набор сложных архетипов. Вот мать, готовая в буквальном смысле на все ради спасения сына. Вот отец другого сына, оказавшийся по ту сторону баррикад и готовый на еще большее. Вот человек-зверь с ницшеанскими замашками, сокрушающийся, что Бога нет, каяться некому, а значит, творить можно все, что вздумается. Вот влюбленные, бессильные защитить друг друга, заканчивающие жизнь гротескной и страшной отсылкой к картине Магритта – поцелуем с полиэтиленовыми мешками на головах.
Визуальный ряд при этом на диво эмоционален. Черно-белое решение картины могло бы придать повествованию эффект документальности — но нет, слишком много в кадре художественной поэтики и психологизма. На пресс-конференции даже звучал вопрос: понимает ли режиссер, что его творение можно расценивать как эстетизацию пыток? Но идея и цель Captum лежат в совсем другой плоскости — любой, кто читал «Сотникова» Василя Быкова или смотрел «Восхождение» Ларисы Шепитько, поймут это без лишних слов.
Шоковая терапия фильма не столь в жутких кадрах побоев, изуверских тотализаторов (кто дольше пройдет по минному полю) и изнасилований, а в экстраполяции, которую, судя все по той же пресс-конференции, абсолютное большинство зрителей провело буквально на автомате. Хотя обе стороны говорят по-русски, где «свои», а где «чужие», сомнений не возникает. Догадку вроде бы подкрепляют диалог между пленными: « – Как вы вообще оказались на их территории? – Тогда это еще была наша территория», хотя очевидно, что Анатолий Матешко прав, утверждая, что эта история могла произойти в любой стране, где идет внутренний конфликт, активно подогреваемый «старшими братьями» прямо через границу.
Именно автоматизм и беспокоит создателей фильма, для которых это явный признак привычности и как следствие – безразличия. Личные истории по-прежнему вызывают сопереживание, но трагедия в целом уходит на задний план, вытесняется на задворки, где обычно хранятся шаблонные сводки новостей. Потому-то персонажи и лишены распознавательных знаков: все могло произойти не только в любой стране, но и с любым человеком. Авторы картины идут самым верным и самым болезненным для зрителя путем: возвращают ему всю полноту сопереживания через идентификацию с героями, у каждого из которых личный, но оттого не менее мучительный кошмар.
Конечно, условность места действия – не более, чем условность. Украинский язык в Captum звучит всего раз, зато мощной кодой. Фильм заканчивается тихой материнской колыбельной, цель которой не умиротворить и тем более не унять смятение чувств, но лишь четко обозначить этнический признак. К тому же, у работы Матешко есть все признаки национального кино, которые в большинстве случаев создают неутешительную картину – а тут вдруг прозвучали абсолютно по-новому.
Если Незламна, без сомнения, стала знаковым событием для украинского военного кинополотна, то Captum выводит на принципиально новый уровень фестивальную камерную драму. Этому кино уже не нужны скидки, им можно гордиться не только потому, что оно наше. Или можно не любить, но, опять же, не по национальному признаку, а из-за того, что мощное авторское высказывание пошло вразрез со зрительским мировоззрением. Лишним подтверждением может служить позиционирование Captum в рамках Одесского кинофестиваля: фильм участвует и в украинском, и международном конкурсе. Независимо от результатов, Captum к осени должен оказаться в широком прокате – будьте начеку и ни в коем случае не пропустите.
Лукьян Галкин
Інші публікації
Популярное
В тренде
