Музыка, которая изменила Алексея Войтенко
(с) Фото Андрей Берёзка
Мы продолжаем рассказывать о том, как искусство меняет человека. В этом выпуске рубрики «Пять о пяти», Алексей Войтенко вместе с другими композиторами, назвал пять ключевых моментов мира музыки, которые определили его творческое становление.
Алексей Войтенко- композитор, музыковед, кандидат искусствоведения, член Национального союза композиторов Украины, лауреат премии им. Л.Н. Ревуцкого, стипендиат международного Вагнеровского общества, преподаватель Национальной музыкальной академии им. П.И. Чайковского, Киевского института музыки им. Р.М. Глиера, лектор организации «Культурный проект».
Фактически первое сознательное музыкальное впечатление, полученное в возрасте 7-и лет (о том, что Акваланг — это имя собственное, я тогда, разумеется, не подозревал). На этом материале я впервые ощутил, что музыка — субстанция, требующая к себе активного внимания и сосредоточения. Любовь к британскому прогрессивному року после этого осталась на всю жизнь, и по сей день не ослабла. С композиционными идеями классиков рок-музыки я взаимодействую во многих своих сочинениях. Конечно же, в большинстве случаев нужно очень прислушаться, чтобы заметить это.
Знакомство с творчеством Валентина Сильвестрова выступило мощнейшим мотивирующим фактором для моего композиторского самоопределения. В результате мне хватило сил удрать из мучительно ненавидимого Киевского политехнического института и поступить в Национальную музыкальную академию на композиторский факультет. Сильвестровская музыка была трепетно и внимательно изучена во всём доступном объёме вплоть до произведений конца 1990-х — начала 2000-х годов (примерно до “Эпитафии” и “Осенней серенады” включительно) и с тех пор пережила во мне несколько глобальных переоценок. Что бы я хотел послушать из произведений Сильвестрова прямо сейчас? Пожалуй, «Мистерию» для альтовой флейты и ударных. Или «Монодию» для фортепиано с оркестром. Кантату на стихи Тютчева и Блока. Но уж точно не очередной клон «Тихих песен».
(примечание редакции: о творчестве Валентина Сильвестрова также читайте высказывания Виктории Полевой)
Ещё один творческий мотиватор последнего предконсерваторского года: отечественное издание оркестровых партитур Веберна, приобретённое в уже давно не существующем нотном магазине на Крещатике, открыло мне совершенно новые горизонты музыкальной технологии. К этому моменту я знал музыку Веберна разве что по 5-и квартетным Пьесам оп.5 в исполнении Kronos Quartet; третья часть этого цикла тогда буквально сразила меня, и эту 50-секундную миниатюру хотелось слушать подряд бесконечно. Кроме того, я уже был немного начитан о том, что такое додекафония. За анализом Концерта для 9-и инструментов и Симфонии (и, конечно же, фортепианных Вариаций при постоянной сверке с известной статьёй Эдисона Денисова) было проведено много бессонных ночей. Так я совершенно ясно ощутил себя не только композитором, но и теоретиком, а по факту веберновских штудий написал объёмный текст о принципах серийных пермутаций. Это была зима 4-го выпускного курса КПИ; бакалаврский диплом, разумеется, был провален.
Изучению творчества Николая Мясковского я посвятил более 10-и лет, что в итоге увенчалось кандидатской диссертацией по вопросам его оркестровки. Врождённая тяга к системности мышления (или невроз перфекционизма?) побудила меня уделить внимание всем симфоническим партитурам Мясковского: их 41, написаны они были за примерно 41 год его творческой деятельности, и 27 из них — номерные симфонии. Наиболее пристально и скрупулёзно изучалась Симфония №13 сюрреалистический «bad-trip», исключительно ясный по композиционной структуре и хирургически точный по инструментовке. В последнее время относительно часто переслушиваю одночастную Симфонию №10, связанную с сюжетом пушкинского “Медного всадника”, — самую компактную из всего корпуса симфоний, но притом самую плотную по количеству информации. Когда мне в особенно хотелось научиться у Мясковского чему-то особо значимому (будучи на 2-м курсе консерватории, было очень сложно сформулировать, чему именно; сейчас, кстати, такая формулировка мне далась бы с не меньшим трудом) — я написал два взаимосвязанных вариационных цикла на его темы: один для фортепиано соло, другой для струнного оркестра, суммарной длительностью около получаса. Вообще, это была довольно странная затея. Но единственное, что я тогда знал, — так надо.
Пережив кратковременный столбняк от знакомства с симфониями Авета Тертеряна, в последствии я внимательно изучил партитуры большинства из них. Это способствовало тому, что в сознании сформировалась ясная система декартовых координат, в которых найдётся место для всякого события звуковысотного или временнóго рода. Позже в мою жизнь вошла музыка Витольда Лютославского и Яниса Ксенакиса; почва для этого оказалась подготовлена именно симфоническим творчеством Тертеряна. Хотя, если быть откровенным, уже лет 7-8 как я не чувствую в себе особого желания обращаться к нему.
Інші публікації
Популярное
В тренде
