Что изменило Евгения Громова? 5+5: музыка и изобразительное искусство

Мы продолжаем говорить о культурных влияниях. Евгений Громов – один из пяти героев этого выпуска, посвященного музыкантам.
Пианист назвал пять ключевых имен в собственном профессиональном становлении, дополнив этот перечень ещё одним видом искусства, сыгравшим, помимо музыки, значимую роль в его жизни.
5 композиторов и 5 художников, без которых Евгений Громов был бы совсем другим
человеком.

Евгений Громов – украинский пианист. Лауреат государственной премии Украины имени Льва Ревуцкого (1998), премии СтАРТ (2003).  Известен как пропагандист зарубежной и украинской музыки XX века. На его счету — немалое количество мировых и украинских премьер, более десятка записанных дисков современной музыки (в том числе антология украинской фортепианной музыки «Киевский авангард шестидесятых»).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: МУЗЫКА

Чрезвычайно затруднительно выбрать из гигантского массива музыки (начиная со Средневековья с Ренессансом и заканчивая постмодерном) пять объектов. Область моих музыкальных интересов всегда, сколько себя помню, лежала на стыке композиции, музыковедения и исполнительства. В детстве, когда нужно было определяться с выбором профессии, долго сомневался — музыка или математика? В конце концов остановился на музыке, но математика продолжала жить  в непроявленном  виде и стала решительным образом влиять на мои музыкальные предпочтения в дальнейшем. Поэтика чисел и максимальной структурированности (интегральности) композиции на всех её уровнях возбуждала моё воображение и, тем самым, сводила на нет интерес к утешательски-романтическим переливам и ходульному пафосу излюбленного сегмента пианистического репертуара. Исходя из этого, я решил остановить свой выбор на одном из наиболее ярких и драматичных периодов в истории европейской музыки – ХХ веке.

Клод Дебюсси

Волшебник и маг, освободивший французскую (да и вообще европейскую) музыку от тевтонских вериг немецкой школы, выродившихся к тому моменту во второсортный и бесплодный академизм, открыв тем самым широкую дорогу внеевропейским веяниям и влияниям. Алхимик, очистивший краску музыкальной ткани, вдохнувший новую жизнь во второстепенные (как тогда представлялось) составные элементы музыки (ритм, метр, тембр…), сказавший веское слово практически во всех без исключения жанрах. Универсальный гений, утончённость и изысканность высказывания которого остаётся непревзойдённой и по сей день.

Арнольд Шёнберг (Вторая венская школа)

Наряду с Дебюсси, личность, наиболее круто изменившая музыкальный ландшафт ХХ столетия. Его принципиальность и последовательность в реализации своих композиторских намерений всегда восхищала меня. Его новаторство и радикализм были, скорее, эволюционного свойства и полностью находились в русле австро-немецкой традиции. Будучи автодидактом, изобрёл собственный метод композиции с 12ю тонами, соотнесёнными лишь друг с другом (серийная додекафония), стал главой Нововенской школы, воспитал и дал миру двух гениальных художников (Альбана Берга, Антона Веберна) и большое количество прямых или косвенных последователей (композиторов, музыковедов, исполнителей). Аналогия с Себастьяном Бахом напрашивается сама собой. Выразительность и детализированность его речи несравненна.  Завершающее звено в цепи горных вершин австро-немецкой музыки (Бах, Моцарт, Бетховен, Вагнер, Малер…).

Игорь Стравинский, Бела Барток, Эдгар Варез

В той или иной мере являясь  последователями Дебюсси и Шёнберга, опираясь на фольклор (в том числе и внеевропейский) эти три Мастера раздвинули рамки понятий о ритме и метре и их взаимодействии до небывалых прежде широт, придав им невероятную гибкость и насыщенность. В свою очередь весьма существенно повлияли на становление и развитие национальных композиторских школ как радикального, так и консервативного направлений.

Дармштадская школа 1950х (Пьер Булез, Карлхайнц Штокхаузен…)

Короткая, но чрезвычайно яркая вспышка послевоенного европейского авангарда дала вереницу имён молодых на тот момент авторов (Б. А. Циммерман, Б. Мадерна, Л. Ноно, Л. Берио, Дж. Кейдж, М. Фелдман и др.), громко заявивших о себе в начале 1950х. Возрождая и развивая на новом этапе заветы и композиционные принципы недавно ушедших и никому неизвестных в ту пору нововенцев (и особенно наиболее радикального из них Антона (фон) Веберна), бесстрашно экспериментируя, по ходу действия находя и открывая всё новые и новые методы организации музыкального материала (сериализм, контролируемая алеаторика, электроника…), настойчиво пропагандируя творчество предшественников на международных фестивалях Дармштадта и Донауэшингена, эти молодые люди создали подлинные шедевры. Такие сочинения, как «Молот без хозяина», «Складка за складкой» (Портрет Малларме), «Фигуры-Двойники-Призмы» Булеза, «Игра перекрещиваний», «Контрапункты», «Меры времени», «Группы» Штокхаузена навсегда останутся в истории музыки.

Борис Лятошинский и его школа («Киевский авангард 1960х»)

Имя и творчество выдающегося украинского симфониста Бориса Лятошинского сравнительно мало знакомо мировому музыкальному сообществу и всё ещё незаслуженно остаётся лишь локальным явлением. Несмотря на это, масштаб его личности и уровень композиторского мастерства, на мой взгляд, уже в двадцатые годы прошлого века достигал современных ему европейских образцов и уж точно бы не затерялся среди них. Помимо собственного творчества Борис Николаевич выпестовал соцветие молодых талантов, известных как «Киевская группа» или «Киевский авангард 1960х». Среди наиболее ярких имён: Леонид Грабовский, Валентин Сильвестров, Виталий Годзяцкий, Владимир Загорцев (автор, наиболее близкий психологическому климату творчества Учителя) и ряд других. В своё время, близко общаясь и много работая с ними над исполнением и записью их ф-п. вещей, я отчётливо ощущал в каждом из них отблеск личности незабвенного Наставника.

Музыкой всех вышеперечисленных авторов я заинтересовался ещё в ранней юности. И как только мне попадались их партитуры, — немедленно осваивал  и вводил в собственный репертуар, заложив тем самым его основу и со временем расширяя и углубляя по мере сил. В то же время довольно подробно изучал их теоретические  работы, многочисленные статьи, а также штудии отечественных и зарубежных музыковедов на эту тему (что интересовало меня не в меньшей, если не большей степени). В 1990е в Европе познакомился лично с некоторыми выдающимися музыкантами – признанными композиторами и исполнителями авангардного направления (Лючано Берио, Эллиоттом Картером, Андрэ Букурешлевым, Маурицио Поллини, Чарльзом Роузеном, Альфонсом Контарски, позднее с Пьером Булезом, Хельмутом Лахенманом, Дьёрдем Куртагом, Петером Этвёшем,  Пьер-Лоран Эмаром…), активно посещая их концерты, мастер-классы, воркшопы. Затем обратился к украинскому авангарду второй половины ХХ века (творчеству наших шестидесятников), главным образом школе Лятошинского, что впоследствии вылилось (по инициативе известного американского композитора, дирижёра и музыкального деятеля украинского происхождения Вирослава Балея) в конце 90х в запись антологии «Киевский авангард» для американского TNC Recordings в моём исполнении…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО

Попытка изложить собственные предпочтения в области изобразительного искусства для меня более трудна, чем аналогичная в музыке. Уж слишком многое мне нравится. Поэтому поделюсь своими взглядами на этот счёт дискретно, ограничиваясь (в пандан музыкальному блоку) концом XIX – началом XX веков (становлением и развитием модернизма), и лишь вскользь касаясь дорогих мне ещё с юношеской поры имён,  не утративших актуальности на сегодня, и очерчивая пунктиром отдельные наиболее ценимые периоды и направления в работах тех или иных живописцев.

ПОЛЬ СЕЗАНН

Художник, проторивший своим творчеством путь модернизму, соединивший посредством грандиозных усилий и настойчивости на первый взгляд несоединимое: 19е столетие с 20м, классику и современность, свободу и канон. Не вмещаясь в рамки определённого направления, стал предтечей и родоначальником большинства позднейших художественных течений, вплоть до кубизма включительно. Музыкальным аналогом творчеству Сезанна для меня всегда был Клод Дебюсси.
Уникальной даже для Сезанна является серия работ с изображением горы Сен-Виктуар, насчитывающая более 60 полотен. Это своего рода “work in progress”, создаваемый в зрелые годы Артиста на протяжении более двадцати с лишним лет. Натыкаясь в музеях мира на очередную его картину с горой св. Виктории в моём сознании всегда возникало дзенское изречение «… и стал он жить на склоне горы, не замечая времени».

ВАСИЛИЙ КАНДИНСКИЙ

Крупнейшая фигура в искусстве двадцатого века. Я узнал его имя, как это ни странно, штудируя в ранней юности творчество Шёнберга. Поскольку оба они поначалу восторженно относились друг к другу, к совместным поискам новых выразительных средств как в живописи, так и в музыке (как известно,  Шёнберг был талантливым художником-самоучкой, а Кандинский в свою очередь – горячим поклонником музыки австрийского композитора), долгое время дружили, переписывались, делясь своими взглядами, концепциями, более-менее конкретными деталями, касающимися проблем композиции и её развития, etc… Огромное впечатление на меня в молодости произвели теоретические работы Кандинского «О духовном в искусстве» и «Точка и линия на плоскости». Из его многочисленного наследия мне наиболее близки абстрактные полотна начала-средины 1910х гг., в особенности «Импровизации» и «Композиции», безусловно являющиеся живописным аналогом сочинениям Шёнберга «атонального» периода.

ПАБЛО ПИКАССО

Только ленивый не сравнивал Пикассо со Стравинским как авторов «тысячи и одного стиля», сардонически намекая на константное непостоянство и стабильную переменчивость стилистических черт на протяжении их чрезвычайно долгих и парадоксальных жизней и судеб в искусстве. Но если отбросить внешние признаки и весьма поверхностные характеристики их творческих векторов, сущностные основания деятельности обоих художников действительно во многом совпадают. «Голубой», «Розовый»,  «Африканский», «Классический» периоды, кубизм, сюрреализм, военный период (Герника), технология «пластических символов» 44 полотен «Менин» по Веласкесу Пикассо и «импрессионизм», «фовизм» русского периода, «афористичность» баек и сказок — швейцарского, неоклассицизм — французского и раннего американского периодов, додекафония и сериализм поздних светских и духовных сочинений Стравинского (со всеми их промежуточными модификациями)…   Помимо того, двух Мастеров связывала многолетняя дружба. Им суждено было совместно поработать в антрепризе Дягилева над постановкой спектакля «Пульчинелла». Автором музыки был Стравинский (перекроивший оригиналы Перголези), декораций – Пикассо. Также перу художника принадлежит замечательный портрет композитора. Что до меня, то я предпочитаю кубистский период Пикассо.

ПАУЛЬ КЛЕЕ

Наиболее музыкальный художник в ХХ веке как в прямом, так и переносном смыслах этого слова. Начать с того, что он появился на свет в семье музыкантов. Сам прекрасно играл на скрипке, выступая время от времени в составе оркестров, брал уроки вокала, публиковал собственные музыкальные обзоры в периодических изданиях своего времени. В Мюнхене Клее познакомился со своей будущей женой Лили Штумпф, пианисткой, и тем самым музыка заняла еще более важное место в его жизни. Названия его работ также говорят сами за себя: «В стиле Баха», «Фуга в красном», «Полифоническое постижение белого», «Полифония», «Пастораль» (Rhythmen), «Ландшафт в A-Dur», «Певица комической оперы», «Старый скрипач», etc… Но всё-таки наиболее существенным аспектом работы художника становится перенесение специфически музыкальных композиционно-комбинаторных принципов, «поли-фонических» меланжей на холст и возведение их в художественный метод. Ощущая глубинную музыкальную подоплёку живописи Клее, некоторые композиторы также обращались к его картинам, как к прототипу их собственных музыкальных образов, как бы возвращая живопись в лоно музыки. В частности, замечательные «Посвящение Паулю Клее» Фантазии для 2х фортепьяно и струнного оркестра Шандора Вереша и «Три картины Пауля Клее» для ансамбля Эдисона Денисова.

АЛЕКСАНДР БОГОМАЗОВ

Драматическая (чтобы не сказать трагическая) судьба украинского художника и теоретика художественного авангарда, «певца» кубофутуризма и спектрализма, творчество которого было вычеркнуто из истории, и пребывало в полнейшем забвении долгие годы, всегда привлекала моё пристальное внимание. Искусствовед Дмитрий Горбачёв, рыцарственно служащий возрождению украинского авангарда, страстный коллекционер Игорь Дыченко (каждый со своей стороны) познакомили меня с работами выдающегося украинца в самом начале 90х. В 1996 году я присутствовал на презентации первого издания полного текста важнейшего трактата Богомазова «Живопись и элементы», в котором он изложил собственное обоснование поискам авангарда и детально рассмотрел взаимодействие структурных элементов на полотне, а также смоделировал вовлечённость в художественный процесс самого Объекта, Художника, Картины, Зрителя. Деятельность Александра Богомазова, бесспорно, вывела украинское изобразительное искусство и теоретическую мысль на новый уровень, вписав его тем самым в мировой контекст.