Антон Байбаков: музыка – это поток света, который нужно зафиксировать

#ДИАЛОГ

Антон Байбаков – молодой украинский композитор. Пишет музыку для кино, театра, анимации. Окончил факультет факультет кино и телевидения по специализации- звукорежиссура в университете Карпенко-Карого. Работал с украинскими и европейскими режиссёрами (Роман Бондарчук, Юрий Речинский, Владимир Тихий, Марина Степанская, Мария Кондакова, Мария Пономарева, Анатолий Лавренишин, Марыся Никитюк, Дмитрий Сухолиткий-Собчук, Стефан Рикордель, Гэбриелом Тсавка и др), учавствовал в проектах Влада Троицкого («Кориолан», «Гогольфест»). Самой удачной считает свою работу над немым кино Дзиги Вертова «Одиннадцатый» (1928 год).

Как я представляюсь незнакомым людям? Говорю, что композитор, но произнося это, часто сам себя убеждаю. Назваться композитором – это словно представиться поэтом. Вроде как и не профессия вовсе. Пишу я, в основном, для кино. Эта работа меня кормит. С одной стороны, мою музыку можно назвать прикладной, с другой – мне на самом деле очень нравиться весь процесс и я не вижу в нем ущемления творческих амбиций.

dad60e4d-0a51-4a68-adab-721b35bac757

Мне гораздо интереснее работать с эмоциями, чем заниматься интеллектуальным онанизмом, выстраивать формы. Я люблю людей, и для меня момент человечности должен быть и в музыке тоже.

Люди иногда раздражают, но не сами по себе, а некоторые проявления тупости. Вот вчера, например, мы с друзьями праздновали день рождения в кабаке. Администратор врубил музыкальный автомат на полную мощность, полилась русская попса. Половина гостей из нашей компании – академические музыканты, у них чуть ли не кровь из ушей брызнула от этих звуков.

Подхожу к администратору, говорю:

— Пожалуйста, выключите;

— Не могу, — отвечает она, — Нам директор запрещает;

— А почему запрещает?;

— Потому что музыка должна играть для клиентов;

— Так мы ведь и есть клиенты.

На это она не нашла что возразить, но, всё равно, вырубила музыкальный автомат не сразу, а минут примерно через двадцать.

Свою жизнь я настроил таким образом, чтобы свести к минимуму общение с неприятными людьми. Пишу я дома, на работу ходить не нужно, и шел я к этому очень долго. С другой стороны, социум может давать не только негатив, но и массу хороших моментов. Бывает, сидишь ты весь в минусе, идти никуда не хочется, но необходимость встречи с людьми выдергивает из какой-то депрессивной штуки, и помогает строить себя заново. Иногда ты себя настолько накручиваешь, что уже не можешь отличить кризис от обычной лени, начинаешь рассказывать себе, что у тебя сейчас какой-то сложный период, а на самом деле он ни фига не сложный.

85c99d31-a291-45a0-8c00-69e95117be22

Как спасать культуру и чью фамилию должен знать каждый украинец

Ты вот просишь меня порассуждать на тему: «Что можно сделать для культуры на уровне министерства и общественных организаций»? Я далеко не специалист в этом деле, но попробую.

В Европе, например, очень сильны традиции. Есть там, скажем, кабак, которому пятьдесят лет, в него ходят всего три алкоголика, но они друг друга знают и это их место силы. В Киеве таких мест катастрофически мало. Этот «Очеретяний кіт», где мы сидим с тобой сейчас, чудом выживает, есть еще знаменитая пирожковая «Ярославна». Всё остальное – увы. Вот появилась «Фазенда» – прекраснейшее место, куда можно было прийти, встретить близких по духу людей, поговорить с ними. Но его прикрыли. Был фестиваль «Молодость», который проходил в «Доме Кино». Помню, какие там были колоссальные тусовки в курилке. Я каждый год с кем-то знакомился, мы обсуждали кино, музыку. Сейчас фестиваль рассредоточился по нескольким локациям, да и атмосфера уже не та.

Мне кажется, писателям-художникам нужно тепленькое местечко, где можно просто собираться вместе, сидеть, болтать, выпивать за умеренную плату. И никто тебя не будет торопить. Таких мест в Киеве катастрофически мало. Кстати, в Одессе, откуда ты родом, их гораздо больше.

А еще, раньше, например, были дворцы пионеров и дома творчества. Люди приходили туда общаться, а не жрать и бухать. Сейчас появились разные хабы и коворкинги, тенденция очень радует, но это всё же коммерческие проекты. Должны быть какие-то общедоступные пространства внутри каждого микрорайона. У тебя своя музыкальная группа? Ок, мы выделим площадку, где вы сможете собираться и репетировать. Самое смешное, что в рамках бюджета это ни хрена не стоит.

04b58b2b-11d4-4787-be6b-fa50572403c2

Как писать про музыку журналистам? Недавно ко мне обратился один британский режиссер, который специально приехал в Киев снимать кино. На встречу со мной он пришел с огромной тетрадью, где маленькими буковками выписаны все треки, которые ему понравились. Я тогда был обескуражен, потому что обычно, мне киевские режиссеры говорят : «Просто сделай, чтоб было хорошо, нам тебя порекомендовали». Часто их даже не интересует, в каком стиле я работаю. А тут чувак провел анализ, отслушал всю мою музыку и пришел подготовленным. Вот и смысл хорошей работы журналиста, на мой взгляд, состоит в том, чтобы люди просто банально знали, о чем они пишут. Разные случаи бывают. Я недавно давал интервью, и каждая фраза у моего собеседника вызывала массу вопросов. Человек элементарно был не в контексте, хотя, что ему стоило нарыть больше информации? Это же какие-то элементарные сведения.

А еще меня бесит ситуация с Сильвестровым, например. Это же наше национальное достояние, как много у нас в стране композиторов такого уровня? На мой взгляд, Сильвестров должен иметь такую же известность как Моцарт, чтобы люди, не имеющие никакого отношения ни к музыке, ни к искусству знали, что есть такой человек , и чем он знаменит.

Это нам с тобой кажется, что фамилия Сильвестрова у всех на слуху. А попробуй выйти за рамки нашей микротусовочки — там мрак.

Как популяризировать культуру? Да через традиционные СМИ. Мы думаем, что телевизор никто не смотрит, но для колоссального количества людей в нашей стране это до сих пор, едва ли не единственный источник информации.

e4afb9d7-b691-4b44-be09-5e967e2ce315

О боли, творчестве и его значении

В первой половине жизни люди накапливают столько боли, что всё последующее время занимаются её расшифровкой. Пытаются понять почему так бывает, привыкнуть. Лично мне боль скорее мешает, чем стимулирует творчество, не могу сочинять что-либо в депрессии. Всё, что у меня получается в таком состоянии – лежать на кровати. Я стараюсь настраивать какие-то эмоциональные фильтры, но они далеко не всегда срабатывают. Например, приходишь ты на Майдан после первого разгона и думаешь: ну вот, побили студентов, хуже быть уже не может, начинаешь рефлексировать на эту тему, находишь силы идти снова. А потом случается что-нибудь новое, на уровень сложнее по восприятию. И ты опять выпадаешь, начинаешь переосмысление, расширяешь границы того, что можешь вытерпеть.

Себя я считаю очень приземленным человеком, но для того, чтобы написать нечто, мне все равно нужно войти в особое состояние. Не знаю, можно ли назвать его метафизическим, и что это вообще такое. Процесс творчества очень сложный, у меня он длится, по меньшей мере, четыре часа. Сначала ты продуцируешь какие-то убогие штаммы, оно из тебя должно все вылиться. И только когда очищаешься от фона, ты способен начать делать что-то стоящее. Думаю что композиторство — это как фотография: есть некая игра света и её нужно каким-то образом выразить в форме, а музыка — огромный поток, который сначала нащупываешь, потом входишь в него и фиксируешь во времени. Ты пропускаешь поток через себя и отфильтровываешь лишнее.

b0db0d31-b4f2-4aac-b62f-f5d0a677c663

Чаще всего мне не нравится то, что я создаю. Примерно процентов пятьдесят из написанной музыки вообще никуда не попадает. Очень сложно каждый раз осознавать себя немощным дебилом, который вроде старался, а получился пшик. И вот, нужно взять себя в руки и заставить сочинять заново. Даже те мои вещи, которые я считаю удачными, как правило, очень быстро устаревают: в момент создания эта музыка еще актуальна, но уже через несколько дней кажется мне старьем. Может быть я и хотел бы напустить важности, сказать себе, что я хороший композитор, особенно после того, как получил две крутые международные награды. Но жизнь слишком быстро обламывает гонор, вот в чем дело. Короче, сложно всё. И с этим тоже нужно научиться жить.

Чего я боюсь? Людей боюсь. Но, наверное, главный мой страх всё-таки про амбиции. Я очень хочу создать нечто похожее на искусство, чтобы это осталось после меня. Я верю в Бога, хоть и не называю никаким именами, но не уверен, что есть жизнь после смерти . Недавно вот мы шутили с моей девушкой:

— Представляешь, -говорю я ей, — А вдруг Бог придумал такое правило: допустим, выходишь из дома на улицу и если не посмотришь направо – всё, попадаешь в ад. И эту заповедь знают только избранные.

Хрен его знает, как это происходит на самом деле, короче. Но то, во что я точно верю – это обмен энергией. Я, например, сейчас слушаю средневековую музыку, которую написали чуваки сотни лет назад, но она до сих пор на меня влияет. Мне кажется, существует своеобразная эстафета среди творческих людей: кто-то умер –теперь ты квач, и этот чувак, в зависимости от своих талантов становится или писателем или композитором. Это такая палочка — передавалочка. Иногда талант может стукнуть сразу двоих, и получаются два средне талантливых человека.

Мне очень хочется оставить хоть какой-нибудь энергетический сгусток после себя и транслировать его дальше.